Спаситель
Шрифт:
Дыхание гиганта прервалось. Слушает.
— Мне… наверное… нужно поговорить с кем-то.
— И ты не нашла никого лучше меня?
— Вы ведь все равно не спите. Да и… там где я жила считается, что шаманы, которые стоят на страже богов, видят больше остальных.
Ясно.
И отправить бы её прочь, но…
— Поговори, — предложил Маска.
— Зачем?
— Вряд ли она собирается тебя соблазнить. Не здесь, где слишком много людей. Но ты хотя бы поймешь, что у нее в голове. Все равно не спишь.
Это
Верховный сел.
— Только не здесь, если можно… — она склонила голову, изображая покорность. И это далось ей нелегко. — Я… не хочу, чтобы меня слушали.
А если и вправду попытается убить?
Выманит и… что?
Чужаков рядом нет. Мертвецы чуют живых и всяко нашли бы.
Убьет?
Чего ради?
— Вообще-то мотивы людей столь запутаны, что порой они сами не понимают, чего ради совершают убийство, — произнес Маска. — Но вряд ли это наш случай. Она довольно практична, и не станет убивать прилюдно, да еще там, где не уйти от расплаты.
В этом Верховный был с ним согласен.
Впрочем, далеко уйти все одно не вышло. Десять шагов от костра. Иллюзия уединения, ибо следом отправился кто-то, кто старался держаться в тени.
Да и часовой то и дело посматривает в их сторону.
О чем думает?
О том, о чем не стоило бы. Близость смерти обостряет низменные желания, равно как и близость красивой женщины. А эта, несмотря на дурной характер, красива. До поры, до времени людей будет удерживать присутствие Ксочитл и Императрицы, равно как и воля Ицтли, но… как надолго хватит?
Мир хрупок…
— Тебе не стоило отправляться в путь, — Верховный заговорил первым. — В городе было бы безопасней.
— Не тому, кто однажды встал во главе бунтующей черни, — возразила женщина. — Меня удавили бы раньше, чем ты выехал за ворота. Или отравили бы. Или нашли бы иной способ. Это он может думать, что силен и способен защитить меня от всего мира. А я знаю, что его убили бы или раньше, или позже меня, но… убили бы. Выходи. Я тебя слышу.
И гигант выступил из темноты.
Он был мрачен. Обижен.
— Садись, — Верховный указал на влажную землю. — Раз уж не спится, то и вправду стоит побеседовать.
Сопение.
И все же гигант опускается подле той, кому однажды отдал свое сердце. Пусть оно ей и не нужно.
— Я думала, что по пути мы отстанем… отделимся… уйдем куда-нибудь. Вы бы не стали нас догонять или преследовать. Слишком мало у вас людей. Мне думалось, что так мы получим свободу. И шанс. Уйти на край мира, начать жить наново… Но… оказалось, что мир слишком уж изменился. Видишь, я с тобой откровенна.
— Осталось понять, для чего.
— Я боюсь.
— Смерти?
— Нет… смерть… она всегда была рядом. Да и однажды мне уже случилось умереть, но ты вернул душу… или удержал в теле. Я боюсь
— Кого?
— Ты понял, старик, который перестал быть стариком. Её! Это дитя, в котором сокрыта тьма!
— Тьма ли?
— А что еще? Она говорит с мертвецом! Она сотворила его! И он предан ей. Почитает, как… как бога!
— Но испугало тебя не это, — Верховный усмехнулся, радуясь, что тьма скрывает выражение его лица.
— Нет…
Молчание.
И торопиться некуда. Пусть ночи весной коротки, но и эта кажется Верховному слишком длинной.
— Как тебя звали? Прежде?
— Ишши-са. Маленькая волна на языке моего народа… но… не знаю. Когда она посмотрела на меня, я вдруг… вдруг поняла, что я… что если она захочет, то меня не станет. Это будет не просто смерть, а нечто большее… более страшное. Меня уже нет.
Она опять замолчала и обхватила себя руками.
— И чего же ты хочешь? — спросил Верховный. — Уйти?
— Нет, — женщина покачала головой. — Я понимаю, что… не выживу одна. Даже если заберу с собой его. Или еще кого-то. Мы не справимся. Здесь… слишком страшно. Но и оставаться страшно. И мысли в голове… разные. Как будто я — это не только я, не здесь, не сейчас… как будто ожила та я, которая была раньше. И ей не нравится та, которой я стала. А мне не нравится она… она слабая! И я спать не могу!
Это женщина почти выкрикнула.
Верховный протянул руку, коснувшись лба.
Маленькая волна.
Красиво.
У дикарей часто случаются вычурные имена, которые что-то да значат.
— Когда тело поражает болезнь, человек испытывает боль. Боль предупреждает его об этой болезни. Возможно, что и болезнь души причиняет боль.
— И что с этим делать?
— Боюсь, тут я бессилен. Ты сама должна решить.
— А если решение будет неправильным?
— Тогда, — под пальцами Верховного вспыхивали золотые искры, которые расползались по коже. — Ты умрешь… не знаю, кто тебя убьет. Я. Или она. Или кто-то из свиты… не зли Ксочитл.
— Она просто боится потерять власть.
— Вряд ли.
— Я знаю… все боятся потерять власть.
— Мать никогда не утратит власти над ребенком, ибо она дана свыше.
— Думаешь, я глупая и не знаю? Она ей не мать.
— То, что Ксочитл не родила это дитя, еще ничего не значит. Они… отыскали друг друга. И так было угодно богам. А потому Ксочитл будет защищать свое дитя так, как сочтет нужным. Да и дитя будет беречь мать. Всеми силами, которые ей даны.
— Я поняла. Спасибо, — это она сказала вполне искренне. — И благодарю за разговор. Я… еще не все поняла, но мне стало легче… там, где я росла… считают, что шаманы слышат мир. И что в их глазах живет мудрость богов. Я сомневаюсь, правда… они не услышали приближения беды. Или промолчали.