Спаситель
Шрифт:
— Если и колдун, то добрый, — сказал Майк. — И волшебство у него доброе.
— Да, — вздохнул мальчик, — хорошо бы с ним поговорить, только я в дом к Никонорихе не пойду, там слишком страшно.
— А я ничего страшного пока не заметил, — сказал Майк. — Вполне обычный дом, да и Никонориха не страшная, она просто ворчливая.
— Может быть, позовешь его? — спросил мальчик. — Тогда я его бы спросил…
— Позову, — сказал Майк и вошел в дом.
Вик сидел на кухне, а Никонориха сидела рядом и что-то ему тихо говорила. Вид у Вика был печальный и задумчивый.
— Что уже нарубил дров? — спросила Никонориха.
— Нарубил, хоть и не очень много, — ответил Майк.
— А зачем тогда пришел?
— Там Лешка пришел, хочет у Вика кое-что спросить.
— Лешка, этот маленький хулиган? — спросила старушка, потом неожиданно улыбнулась. — Пусть поговорит. Этот мальчишка никого не слушает, может от него хоть что-то услышит полезное, и станет немного умнее. А пока он с ним разговаривает, ты раздевайся, я тебя лечить буду.
Вик вышел из дома и подошел к забору.
— Что ты от меня хотел узнать? — спросил он мальчика.
— Солдат сказал, что ты все знаешь, — сказал Лешка.
— Это не так, — пожал плечами Вик. — Я просто много думаю, а знаю я не очень много.
— Все равно скажи, когда это закончится?
— Что закончится? — спросил Вик.
— Война, голод, тучи исчезнут.
— Не скоро, — сказал Вик. — Войны будут ещё лет двадцать идти. А солнце появится лет через семь, не раньше…
— К тому времени мы все умрем от голода, — сказал мальчик. — А нельзя что-нибудь сделать, чтобы это все быстрее произошло?
— Нет, — покачал головой Вик. — Ничего сделать нельзя, от нас людей теперь ничего не зависит.
— А как же мы выживать будем? С едой совсем плохо стало, трава только появляется, а уже через неделю стоит желтая, её и лошади и коровы есть не хотят. Да и в лесу у деревьев листья постоянно опадают, и все плохо растет. Пшеницу сажаем, она только поднимается и сразу колос дает, а в этом колосе зерна почти и нет.
— Ну что ты хочешь, чтобы я сказал? — вздохнул Вик. — Что все это скоро закончится, и все будет хорошо? Но так не будет, как бы я сам этого не хотел. Страшная беда произошла и не только у нас. Солнца нет по всему миру, всем плохо.
— А как жить-то тогда? — спросил мальчик. — Если ничего расти не будет, мы все умрем.
— Будет трудно, но вы выживете, — сказал Вик. — Все для вас не так страшно, пока вы держитесь вместе.
— А холодать и дальше будет? — спросил Лешка.
— Да, — сказал Вик. — С каждым годом будет становиться все холоднее и холоднее, а когда уже все решат, что дальше уже и терпеть нельзя, вот тогда впервые появится солнце и даст надежду. А после этого начнет понемногу теплеть.
— Плохо, — вздохнул мальчик. — Я уже взрослый буду, если доживу, конечно.
— Доживешь, — улыбнулся Вик. — Об этом можешь не беспокоиться.
— Но почему все взрослые такие дураки? — спросил сердито мальчик. — Ведь они же знали, что так будет? Зачем они эту войну устроили? Они и сами многие умерли, и мы дети тоже теперь из-за них умираем.
— Многое плохое в людях с рождения заложено, — вздохнул Вик. — И нужно много сил, чтобы с этим плохим в себе справиться, немногим это удается.
— Я, наверно, когда вырасту, тоже плохим стану, — сказал мальчик. — Мне так Никонориха всегда говорит.
— А ты не становись, — сказал Вик. — А то ты, когда вырастешь, ещё одну войну устроишь, и тогда точно человечеству не выжить.
— Плохим быть интереснее, — сказал мальчик. — Но я ещё подумаю, может, и не буду им становиться. Вон Никонориха за тобой идет, а я побежал, не хочу с ней разговаривать. Из дома вышла старушка и подошла к нему.
— Он хоть что-нибудь понял? — спросила она.
— Он начал задумываться, — сказал Вик. — А это уже неплохо.
— Да, что ж тоже польза, — сказала Никонориха. — Идем, буду и тебя лечить, а то твой друг обижается.
— На что обижается? — спросил Вик.
— Сам увидишь, — усмехнулась Никонориха. — И на себе испробуешь.
Они вошли в дом, Майк лежал на полу и тихо стонал, он был весь обмазан какой-то дурно пахнущей мазью, и она, похоже, жгла его немилосердно, если судить по его жутким стонам
— Терпишь? — спросила старуха.
— С трудом, — ответил Майк. — Не пора ли уже смывать с меня эту мазь?
— Нет, не пора, — улыбнулась Никонориха. — Ты даже еще не понял, что может быть ещё хуже. А чтобы тебе не было так скучно, сейчас я и твоего спутника тем же намажу. Раздевайся. Вик посмотрел на стонущего Майка и тяжело вздохнул.
— А другого средства у тебя нет? — спросил он. — У нас же с ним болезни разные, значит, и лекарство должно быть разным?
— Ты раздевайся, — усмехнулась старушка. — Это у врачей лекарства разные, а у меня для всех одно. Да, ты не бойся, эта мазь вас не убьет, а вот организм заставит бороться со своими болями, в этом и смысл её.
Вик снял комбинезон, и скоро он уже лежал рядом с Майком на полу и так же стонал. Впрочем, иногда они начинали смеяться, когда кто-то из них начинал подпрыгивать от нестерпимой боли. Никонориха только улыбалась, глядя на них.
— Ну что? — спросила она, когда мазь перестала сильно жечь. — Поняли, что все самое страшное ещё впереди?
— А что ты ещё что-то собралась нас испробовать? — спросил Майк.
— Сегодня нет, — улыбнулась Никонориха. — Но вам ещё ночь спать, поверьте, после этой мази она вам покажется бесконечной, но зато завтра вы почувствуете себя другими людьми. Сейчас я вам немного сонного зелья дам, чтобы вы смогли заснуть, и рядом с вами поставлю по кружке отвара, чтобы вы ночью по дому не бегали и не кричали. Я этого не люблю. Вот будете просыпаться и снова его пить, а после отвара сможете снова заснуть.