Спаситель
Шрифт:
— Что же это все значит? — спросил тихо Майк Вика. — Почему они сначала нас решили не пускать, а потом все-таки пустили. Что это за бабка Никонориха, которую они так слушают?
— Никонориха, как я понял, всех лечит, поэтому спорить с ней никто не будет, потому что заболеть может каждый, — сказал Вик. — Авторитет у неё здесь выше, чем у любого начальника, жить-то каждый хочет.
— Это я понял, — сказал Майк. — А вот как она узнала о нас?
— Как все лекари, она многое должна чувствовать и ощущать, — сказал Вик. — Это же у неё не профессия, а дар, тут без развитой души никак, вот и в нас она что-то почувствовала.
— Интересно что? — спросил Майк. — А самое главное в ком?
— Мы это скоро узнаем, — сказал Вик. — Все, что нам нужно, уже произошло, нас пустили в село. А, значит, нас накормят, в баньке попарят, и спать на мягкую постель положат, то есть все твои мечты сбудутся.
— Можно подумать ты этого сам не хотел, — фыркнул Майк.
— Конечно, я тоже хочу вымыться по-настоящему в горячей воде, и нормально поесть и поспать, — сказал Вик. — Я просто сейчас думаю о том, что мы будем первыми людьми, кто войдет в это село с начала войны, и чем это может для нас обернуться…
— С чего ты взял, что мы будем первыми? — спросил Майк.
— Я слышал рассказы о том, как кое-кто пытался договориться с селянами, — сказал Вик. — Еда-то нужна, особенно овощи, фрукты. Менять, они меняют, но никого к себе не пускают, как бы их не просили и не уговаривали. Я думаю, что у них есть для этого свои причины.
— Наверно, — согласился Майк. — По крайней мере, я доволен уже тем, что впервые вижу здоровых крепких мужиков, которые не захотели меня сразу убить. И они совсем по-другому разговаривают, как-то очень спокойно, и без уныния.
Мальчик помахал им издалека рукой, и они прибавили шагу.
— Вы не отставайте от меня, — сказал он. — Вас здесь могут застрелить. Никто же не знает, что вам разрешили войти.
— А много было людей, кто к вам приходил в село? — спросил Майк.
— Вы — первые, — сказал мальчик. — Вас бы и не пустили, если бы не Никонориха, даже если бы у вас были бы какие-то важные дела. Мы даже солдат к себе не пускаем, когда они за продуктами приезжают.
— А солдат, почему не пускаете? — спросил Майк.
— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Они у дороги ждут, мы выносим им еду, забираем то, что они нам привезли, и все. Наши мужики никому не доверяют, говорят, что теперь власти нет, каждый сам за себя.
— Не понимаю, — сказал Майк. — У солдат же есть оружие, танки, вертолеты, ракеты. Они могут и силой пробиться к вам.
— У нас тоже все это есть, — засмеялся мальчик. — Мы себе много разного оружия наменяли, отец говорит, что теперь мы против армии можем целых три месяца продержаться. Мы и самолеты, и вертолеты, если нужно будет, собьем, да и танки взорвем. У нас мужики стрелять умеют, почти все в армии отслужили…
Сейчас через рощу пройдем, а за ней будет наше село, только вы себя тихо ведите. Хоть Никонориха и взяла вас под свою ответственность, но, если вы кому-то не понравитесь, вас все равно убьют. У нас чужих не любят, боятся, да и на девок молодых не смотрите, они все дуры. Могут какую-нибудь глупость сказать, а у вас после этого неприятности будут.
— Понятно, — улыбнулся Майк. — Разумный ты парень, Леха. Все знаешь, все понимаешь.
— Мы здесь одни живем, — сказал мальчик. — Нам, может быть, потом все заново отстраивать придется, когда все городские умрут, так мужики говорят. Нам много знать надо, у нас и школа есть, в ней учительница преподает, её специально для этого из города взяли.
— А что так много детей в селе? — спросил Майк.
— Да, нет, немного, — сказал мальчик. — Десятка полтора наберется, но в школу все ходят.
Они прошли через рощу и увидели деревню, дома в основном были кирпичными и добротными, но были и деревянные. На улицах никого не было видно, так что предупреждения мальчика были пока напрасны. Мальчик подвел их к большому деревянному дому, обнесенному высоким забором и остановился.
— Вы постучите, — сказал он. — А я пошел. Не люблю я эту Никонориху. Снова начнет рассказывать, что я все не так делаю…
Майк стукнул в ворота.
— Почему не так? — спросил Вик.
— А она говорит, что я несерьезный, что на мне скоро будет ответственность за все село, — сказал мальчик. — Но ведь у каждого должно быть детство, разве не так? Ответственность — ответственностью, но мне же тоже надо как-то играть. Подумаешь, сарай взорвал, так он старый был и никому не нужный…
— Да, насчет сарая ты перегнул, — рассмеялся Майк. — Но я тебя понимаю, здесь у вас и игрушек-то никаких нет, кроме оружия.
— Это точно, — вздохнул мальчик. — Вы с Никонорихой поосторожнее, она и порчу навести на вас может, она же самая настоящая колдунья, её все боятся. Она может вас так заколдовать, что вы быстро умрете, и сами не поймете почему.
— А как она узнала он нас? — спросил Вик. — Это ты ей рассказал?
— Я ей не рассказывал, она сама все знает, — крикнул мальчик, отбегая в сторону.
Калитка в заборе открылась, и они увидели маленькую хрупкую старушку с морщинистым лицом. Лицо её было хмурым и недовольным, она долго рассматривала их, переводя свой сумрачный взгляд с одного на другого, потом махнула рукой.
— Заходите, раз пришли. А ты Лешка, беги, учи уроки, опять на тебя учительница жаловалась.
Мальчик засмеялся, скорчил страшную рожу и побежал по улице, старушка недовольно покачала головой и, вздохнув, сказала.
— Я сказала, заходите в дом. Не стойте, как вкопанные, вам чужие глаза сейчас не нужны.
Они вошли в чистый большой двор и, поднявшись на высокое крыльцо, вошли в дом. Дом был большой, двухэтажный, широкая лестница вела наверх, да и внизу было четыре больших комнаты. Вик тронул Майка за плечо.