Спаситель
Шрифт:
— Дальше прихожей не пойдем, — сказал он. — Лучше не надо. Старушка, которая вошла в дом сразу за ними, усмехнулась.
— А ты все правильно понимаешь, — сказала она. — Я бы вас сама из села прогнала, если бы пошли дальше.
— Почему? — спросил Майк.
— А я дураков не люблю, — сказала старушка. — Зовите меня Никонорихой, там меня все зовут.
— Меня зовут Вик, а его Майк.
— А как по-русски это будет? — спросила старушка.
— Виктор и Михаил.
— Виктор говоришь, — сказала старушка, глядя Вику в глаза. —
— Кого же это его выбрали сопровождать? — спросил Майк.
— Тебя, кого же ещё, — улыбнулась старушка. — Пустили бы тебя одного, ты бы давно плохих дел натворил, да и мертвый был бы уже.
— А кто выбрал? — спросил Майк.
— А это тебе знать не велено, — сказала старушка. — Ты все равно не поймешь, глупый ещё.
— Ну, не такой уж я и глупый, — улыбнулся Майк. — Кое-что понимаю.
— Глупый и незрелый, — сказала старушка. — Всю одежду с себя снимайте. Мне её стирать придется, и кипятить, на ней столько грязи, словно вы только по ней и ползали, да и крови на ней много, а кровь она всегда к себе беду притягивает. Баньку я уже затопила, так что туда и идите. А вот после баньки уже прошу в дом.
— Что же нам в трусах и идти через двор? — спросил Майк.
— Безо всего, — сказала старушка. — Трусы тоже снимайте, их тоже стирать надо. Вик молча стал раздеваться, Майк неодобрительно покачав головой, последовал его примеру.
— Худые-то, какие и бледные, — сказала старушка. — Тяжело вам этот путь достался, а ещё далеко не конец.
— Ты свою тряпку, которой у тебя твои ребра обмотаны, тоже здесь брось на полу, — сказал старушка Майку. — Мне твои раны все видеть надо. Не стесняйся ты, я уже давно не женщина, а Никонориха.
— Все равно как-то неудобно, — сказал Майк.
— Удобно, — сказала старуха, внимательно разглядывая его тело. — Много на тебе шрамов, по всему видать, лезешь в каждую драку. А теперь идите. Я вам после бани какую-нибудь одежку подыщу, схожу к соседям, она у них должна быть.
— А куда идти-то? — спросил Майк. — Где баня?
— Все-таки бестолковый ты, — улыбнулась Никонориха. — Вроде и глаза есть, а слепой. Иди за твоим другом, он тебя приведет туда, куда надо, для этого он к тебе и приставлен.
Вик молча повернулся и вышел во двор, Майк последовал за ним.
— Что это она говорит? — спросил он. — Сопровождающий, к тебе приставлен…
— Не обращай внимания, — сказал Вик, идя по деревянным плахам, которыми был устелен двор. — Это же Никонориха, ведьма. А ведьмы они должны быть загадочными, поэтому и говорят непонятно.
— Нет, — покачал головой Майк. — Тут что-то не сходится, что-то ты от меня скрываешь…
Вик открыл дверь маленького бревенчатого домика, это и оказалась баня. Вик сразу плеснул воды на раскаленные речные камни, и, посмотрев, как пар клубами поднялся под низкий потолок, лег на нары.
— Все это не важно, — сказал он с довольным вздохом. —
— Что тебя так испугало? — спросил Майк.
— Баня, — вздохнул Вик. — Помнишь, я тебе говорил о газовой атаке? Так это вот в этой бане будет…
— Глупости ты говорил, — сказал недовольно Майк. — Кто тебе здесь будет газовую атаку устраивать, не старуха же эта? Вероятнее всего, ты ошибся.
— Может быть, и ошибся, — сказал Вик, вытягиваясь во весь рост. — Но вряд ли…
— Глупость, — буркнул Майк, ложась рядом.
Они лежали, обильно потея, изредка вставая и плеща воду на камни, чтобы температура не спадала.
Когда они почувствовали, что каждая клетка тела впитала в себя тепло, они вымылись, а потом разомлевшие и довольные пошли в дом.
— Ну и где твоя газовая атака? — спросил Майк. — Я все время ждал ее.
— Возможно, это произойдет не сегодня, — сказал Вик. — Ты же знаешь, время я точно определять не умею…
В кухне на столе их ждала большая тарелка с горячей картошкой приправленной маслом, плошка с квашеной капустой и каравай настоящего хлеба. Старухи нигде не было, они были представлены сами себе, и их это вполне устраивало.
Они поели, потом прошли в соседнюю комнату, где на полу для них были брошены соломенные тюфяки, покрытые белыми простынями. Они легли на них и почти сразу заснули.
Спалось им хорошо, и проснулись они только тогда, когда наступило утро следующего дня.
Никонориха была дома, она бросила им старенькие солдатские комбинезоны, почти такие же, в каких они пришли. Потом поставила на стол крынку молока и свежеиспеченный хлеб.
— Ешьте, — сказала она. — А заодно и будем знакомиться. Кое-что я уже поняла, но кое-что осталось для меня непонятным. Как ты, Миша, оказался здесь?
Майк выпил с наслаждением кружку молока, положил перед собой хлеб и стал, не спеша, есть, отламывая от него небольшие кусочки. Видно было, что эта процедура доставляла ему немалое удовольствие.
— Сошел с поезда на одной из станции, когда нас уже отправили домой, — сказал он. — Решил посмотреть своими глазами, что такое ядерный взрыв. Нам говорили об этом много, но все как-то теоретически, заумно.
— Посмотрел? — усмехнулась Никонориха. — Понравилось?
— Посмотрел, — вздохнул Майк. — Теперь уже жалею.
— Хорошо, что жалеешь, только это зря, — сказала старушка. — А как ты понял, что тебе нужно было сойти именно на этой станции?
— Не собирался я совсем сходить, — сказал угрюмо Майк. — До сих пор считаю это глупостью.
— Вот теперь с тобой все понятно, — сказала Никонориха. — Дальше можешь ничего не говорить. Раны я твои видела, многие не залечены, боли твои слышу. Помочь тебе сумею, через неделю будешь, как новенький.
— Хорошо бы, — улыбнулся Майк, наливая себе ещё молока. — А то нам ещё далеко идти.