Спасительный свет (Темная сторона света) (др. перевод)
Шрифт:
– Я просто не могу этого понять, – сказала она. – Он был такой милый, пока не встретил ее. У нас был прекрасный брак – просто замечательный, и вдруг он развалился. Я все еще жду, что он станет прежним Полом, но ощущение такое, как будто он умер.
Алек покачал головой:
– Может быть, это просто спячка. Оставайтесь в его жизни, Оливия, пока он не проснется. Напомните ему, как все было хорошо раньше.
Она перестала плакать, но нос у нее покраснел, и это придавало ей беспомощный вид. Перед ним была совершенно другая женщина,
– Я пыталась что-то сделать, чтобы немного больше походить на нее, – сказала она, – на ту женщину.
Алек снова нахмурился:
– Но ведь полюбил-то он Оливию, ведь так? И именно с Оливией у него были прекрасные отношения, а не с этой… – он хотел сказать «сучкой», но ему было неловко использовать подобное слово в разговоре с ней, – …не с той женщиной, от которой у него в голове что-то приключилось.
Она прижала к груди руки с крепко – до белизны – сжатыми кулаками.
– Я никак не могла забеременеть, – сказала она, – думаю, из-за этого все и изменилось. Изменились его чувства. Мне сделали операцию, но было уже поздно.
– Может быть, если бы вы сказали ему о ребенке…
– В этом случае я никогда не буду уверена, что он вернулся из-за меня, а не из-за ребенка.
У нее в сумочке загудел пейджер, и она достала его, чтобы выключить.
– Здесь есть телефон? – спросила она.
– Думаю, они разрешат вам воспользоваться телефоном ресторана.
Она встала, выпрямилась и, тряхнув блестящими темными волосами, направилась в контору ресторана, мгновенно преобразившись в деловую женщину.
Когда Оливия вернулась за стол и снова заняла свое место, Алек кормил гусей, отламывая кусочки от недоеденного хлеба.
– Вам нужно идти? – спросил он. Она покачала головой:
– Они справятся без меня.
Она посмотрела на клочки своей разорванной салфетки и нахмурила брови, как будто не могла понять, откуда они здесь появились. Собрав обрывки в кучку, она сложила их на тарелку и печально улыбнулась Алеку:
– Извините. Когда я в следующий раз начну жаловаться на свои проблемы, заткните мне чем-нибудь рот.
– Меня это совершенно не напрягает, – сказал он, бросая последний кусок хлеба в воду. Гуси с шумом накинулись на него. – Хотя ваши обстоятельства и отличаются от моих, но нас объединяет то, что мы оба одиноки. Я понимаю ваши чувства.
Теперь, когда у нее не было салфетки, она крутила пальцами трубочку в своем стакане.
– Когда меня стала одолевать тоска по Полу, я подумала, каково вам приходится без Энни, даже без всякой надежды на то, что она когда-нибудь будет рядом. И я… – она замолчала на какое-то время, качая головой. – Мне не хватает ласки. Я имею в виду не секс, а просто… прикосновения рук, просто близость с другим человеком. Пока не лишишься чего-то, не знаешь, как это хорошо.
Он кивнул, а она откинулась на спинку стула и
– Я стала ходить на массаж просто для того, чтобы снова почувствовать, что кто-то прикасается ко мне, – сказала она.
Он улыбнулся ее искренности, ему было понятно, о чем она говорит. Интересно, кто делал ей массаж: мужчина или женщина, и имело ли это какое-нибудь значение. Может быть, ему тоже стоило сходить на массаж? Интересно, какие чувства возникают, когда платишь кому-то за то, чтобы он облегчил тоску твоего тела, страдающего от одиночества?
По дороге обратно в студию они остановились у светофора на пересечении дорог в Кроутан и Эш. Алек показал в направлении залива:
– Видите третий коттедж справа? Мы с Энни жили там, когда только приехали в Аутер-Бенкс.
Маленький коттедж возвышался на сваях над песком. Он потемнел от времени, и был таким уже тогда, когда они с Энни жили в нем.
– Как вы понимаете, у нас было не так много денег.
Оливия некоторое время хранила молчание, а когда «бронко» снова начал двигаться, медленно пробираясь сквозь плотный поток автомобилей, сказала:
– После смерти Энни я начала работать в приюте. Он кинул на нее взгляд:
– Почему? – Он ненавидел это место. Она пожала плечами.
– До этого я не знала, что он вообще существует. Муж ушел от меня, и у меня появилось свободное время, – она посмотрела на него. – Персонал все еще вспоминает Энни.
Он улыбнулся:
– Правда?
– Они просто обожали ее. Они рассказывают, что у нее всегда было множество идей и что все держалось на ее созидательной силе. Без нее все разваливается. По крайней мере, они так говорят.
– Как мой дом, – сказал он скорее себе, чем Оливии.
Они въехали на стоянку у студии. Оливия расстегнула ремень безопасности и повернулась к Алеку:
– Какой она была на самом деле, Алек? По разговорам в приюте можно подумать, что ее нужно причислить к лику святых.
Он засмеялся.
– Не думаю, что атеистов канонизируют, – он увеличил мощность кондиционера. – Она совершенно не ценила материальные блага и практически все, что зарабатывала, тратила на различные благотворительные цели: на движение за права животных, на борьбу против СПИДа, на поддержку бездомных, движение против абортов…
– Против абортов?
– Да, она была рьяной сторонницей этого движения. Чтобы как-то скомпенсировать ее активность, я однажды взял и перечислил деньги в фонд общества «Планирование семьи». – При воспоминании об этом он улыбнулся. – Ее это просто взбесило.
– Удивительно, что она была против абортов. Мне казалось, у нее достаточно широкие взгляды.
– Она занималась множеством разных вещей, но в то же время была очень семейным человеком, – он взглянул на окна студии. – Многие видят в ней идеал, но на самом деле это не так. Она была таким же человеком, как и все. Иногда у нее бывало плохое настроение.