Спасительный свет (Темная сторона света) (др. перевод)

Чемберлен Диана

– Вам не следует улыбаться, Энни, – сказал Гарри. – Вы должны играть соблазнение.

Она захихикала.

– Извините.

– Вам нужно попрактиковаться самостоятельно, пока вы не научитесь делать это правильно. – Гарри понимающе кивнул Полу.

И они практиковались. Они встречались в общежитии у него или у нее в комнате, читали свои роли, работали над поцелуем и остальной частью спектакля, где накал страстей уже спадал. Когда они заканчивали репетировать, он читал свои стихи, если это происходило у него в комнате, или же, когда они бывали у нее, они рассматривали

ювелирные украшения. Из золота и серебра она создавала замысловатые узоры для сережек, кулонов и браслетов. Ему нравилось наблюдать за ее работой. Она завязывала волосы сзади кожаным шнурком, который, впрочем, редко оставался на своем месте до конца, и пока она работала с металлом, ее длинные рыжие локоны один за другим выбивались из-под него.

Пол чувствовал непреодолимое влечение к ней. Он знал ее всего несколько недель, но она не выходила у него из головы. Он заходил к ней под предлогом чтения ролей, но в конце концов разговор переключался на другие темы, и он дорожил каждым произнесенным ею словом, а потом, лежа в постели, снова и снова прокручивал в памяти их беседы.

Потом начались подарки. В вечер премьеры она удивила его золотым браслетом, который сделала специально для него. На следующий день у своей двери он обнаружил корзинку сосновых шишек. А через день она пришла к нему в комнату с ремнем, который сплела в технике макраме.

– Я делала его для тебя целую ночь, – сказала она.

Выдернув из его джинсов старый ремень, она принялась заправлять туда принесенный ею. Он был чуть-чуть широковат, и прикосновения ее пальцев, когда она пропихивала ремень в петли, моментально возбудили Пола. Он смущенно отвернулся от нее.

Сидя на кровати, она грустно посмотрела на него снизу вверх своими большими синими глазами.

– Пол, – сказала она, – я не понимаю, ты не хочешь меня?

Он испуганно взглянул на нее.

– Я… да. Но я не думал, что ты…

Она застонала, сунув пальцы в карманы его джинсов.

– Боже мой, Пол! Я сходила с ума, пытаясь придумать, как заставить тебя влюбиться.

– Я влюблен в тебя уже несколько недель, – сказал он. – Вот. Я могу это доказать.

Он выдвинул верхний ящик письменного стола и вручил ей стихотворение, одно из многих за последние несколько недель, написанных о ней. Это заставило ее прослезиться.

Она встала и поцеловала его. Ее поцелуй был долгим и жарким, гораздо жарче того, что соединял их на сцене. Затем она подошла к двери и заперла ее. Он почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Им овладела неуверенность.

– Я никогда не занимался любовью, – признался он, неловко опираясь на стол.

В средней школе у него было несколько подружек, с двумя из которых он был достаточно близок – их привлекала его эмоциональность и его стихи, но он все еще был девственником.

Чего нельзя было сказать об Энни.

Она улыбнулась.

– Ах, вот как, – сказала она, как будто это все объясняло. – Ну, а я занимаюсь этим с пятнадцати лет, так что тебе не нужно ни о чем беспокоиться.

Ее слова поначалу шокировали и расстроили его. Но потом, когда она начала целовать и ласкать его, он почувствовал

облегчение, поскольку очень быстро стало очевидно, что она действительно знает что делает.

– Тебе не нужно делать абсолютно ничего, – сказала она.

Она раздела его до трусов и перевернула на живот, а затем, сев на него верхом начала долгий глубокий массаж. Ее руки были сначала мягкими и прохладными, но они разогрелись, пока она трудилась над ним. Она перевернула его на спину и сняла футболку и лифчик. Пол потянулся, чтобы прикоснуться к ее матово-белой груди, но она перехватила его руку и снова уложила ее вдоль тела.

– Ты можешь смотреть, но не прикасаться. Я же сказала, что тебе нужно просто лежать. Сегодня вечером все будет только для тебя.

Она занималась с ним любовью так, как делала все в своей жизни: щедро, ставя его наслаждение выше своего собственного удовольствия.

В последующие недели он понял, что отдавать она могла бесконечно, но брать не умела вовсе. Когда в интимные минуты он пытался к ней прикоснуться, она отталкивала его руку.

– Не надо этого делать, – говорила она, и он быстро понял, что она имела в виду.

Она испытывала чувство дискомфорта и совершенно теряла равновесие, когда он, – неважно, в постели или нет, – пытался поменяться с ней местами и в свою очередь что-то дать ей.

Один раз он купил ей цветы, просто так, безо всякого повода, и когда он вручил их ей, улыбка на ее лице угасла.

– Это слишком хорошо для меня, – сказала она, и ее щеки покраснели.

В тот же день, в общежитии, она отдала розы другой девушке, которая пришла от них в восхищение.

На день рождения он подарил ей шарф, и буквально на следующий день она возместила стоимость подарка, засунув в карман его джинсов двенадцать долларов.

– Не трать свои деньги на меня, – сказала она, совершенно не обращая внимания на его протесты.

В то же время сама она продолжала дарить ему подарки, и ему становилось все более неудобно принимать их.

Однажды, когда они обедали в кафетерии, к ним присоединилась очаровательная брюнетка, которую Энни знала со школы.

– Ты была самой красивой девчонкой в школе «Иган Дэй», – сказала она Энни, а затем повернулась к Полу, – и бесспорно, она была самой популярной во всей школе. Таких, как она, хочется ненавидеть, поскольку ее популярность не оставляла места для соперничества, но она при этом была настолько красива, что ее нельзя было не любить.

В ту ночь, лежа рядом с ним в постели, Энни рассказывала, как она добилась своей популярности.

– У меня было очень много карманных денег, – сказала она, в ее странно приглушенном голосе почти отсутствовало какое-либо выражение. – Я покупала другим детям конфеты и игрушки, и это срабатывало.

Он притянул ее к себе.

– А ты не думала, что можешь нравиться просто такой, какая ты есть?

– Нет. Я считала себя безобразной маленькой девочкой с ужасными рыжими волосами. Моя мать каждое утро суетилась вокруг моих волос, приговаривая, какие они ужасные и как отвратительно выглядят. Чуть ли не каждый день по дороге в школу я плакала.