«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе
Шрифт:
После ночи на голых нарах нас покормили. Ждем своего конвоира, а его все нет и нет: пришел лишь к 11 часам дня и повел нас не в Управление Желдорлага, а в Котласскую пересылку.
Я выразил протест, почему он меня не ведет к н-ку 2-го отдела Желдорлага.
Конечно, мой протест не имел никакого действия.
Кто я был?
32. Вновь на Котласской пересылке
Наш конвойный привел нас на пересылку, сдал под расписку в комендатуру. Поскольку у меня срок был 15 лет, меня поместили в каторжанский барак [76] .
76
Каторжные
Каторжанский барак находился в общей зоне, но от общей зоны был отгорожен высоким забором с особым дежурным, день и ночь мы находились взаперти [77] .
Рядом с нашим бараком находился второй барак, служивший изолятором, куда сажали уголовников за кражу, картежную игру, отказ от работы, драку и другие лагерные преступления.
При нахождении рядом с этим элементом не было никакой гарантии, что у тебя не стащат последнее твое барахло, так как уголовный элемент из изолятора имел свободный доступ в наш барак.
77
В соответствии с «Инструкцией по учету и этапированию заключенных, осужденных к каторжным работам» (Приказ НКВД СССР № 001241 – ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 668. л. л. 131–134.).
В бараке, как и везде, были сплошные двойные нары. Здесь помещалось около трехсот человек. За исключением меня все были каторжане; было много бывших членов партии.
Утром нас поднимали в 3 часа и гнали в столовую завтракать. Так как пропускная способность столовой была малая, она не могла пропустить весь контингент к выходу на работу.
Нам после завтрака часа два приходилось околачиваться во дворе до прихода дежурного надзирателя.
Люди нашего барака, за исключением больных, выходили на работу. Вечером в бараке было душно, теснота, спертый воздух; за недостатком мест заключенные были вынуждены спать на полу и под нарами.
В такой обстановке я пробыл примерно около месяца.
В октябре 1944 года меня снова назначили в этап; я был очень рад, что наконец-то вырвусь из каторжанской пересылки; пусть на новом месте лучше будет, чем здесь…
33. Снова в Устьвымлаг
В этап собрали примерно 50 чел.; к воротам Котласской пересылки подъехал поезд со «столыпинскими» вагонами, нас разместили по вагонам и через пару дней доставили на пересылку Устьвымлага. На этой пересылке нас продержали пару дней, а потом на грузовых автомашинах перевезли на 17-й лагпункт [78] .
78
Согласно учетной карточке УФСИН по Республике Коми, дата прибытия 24 октября 1944 г.
Там нас поместили в холодное грязное помещение, раньше бывшее свинарником.
Здесь нас продержали трое суток, а потом перегнали на карантин на вторую подкомандировку 17-го л/п.
На эту подкомандировку я попал второй раз. В нашем составе преимущественно был уголовный элемент, так что не успели нас расселить по баракам, как везде и всюду пошло воровство, картежная игра и драка.
В карты проигрывалось
Человек, обреченный на игру, оценивался в ту или иную сумму в зависимости от его лагерного положения: чем выше он был по положению, тем дороже оценивался.
Один ставил деньги, равные стоимости жизни человека, а другой ставил на карту жизнь постороннего человека…
Игрок, проигравший жизнь человека, должен его убить; для исполнения этого злодеяния назначался определенный срок исполнения; если же проигравший сдрейфит с исполнением, то исполнитель подвергался опасности сам быть убитым…
Любимые картежные игры были бура и штос. Игральные карты изготавливали сами из толстой бумаги, а самые лучшие карты делались из почтовых открыток. Из каждой открытки получалось четыре карты.
Краской для карт служила резина, которую прижигали, подмешивали сажи или копоти и немного сахарного песку.
На подкомандировке людей на работу не гоняли, уголовники только и знали, что играли в карты, тем более что и комендантом был уркач.
На подкомандировке нас продержали около месяца, причем в течение месяца нам не выдавали постельных принадлежностей, и мы спали на голых нарах.
В таких условиях тяжело было проводить время, и я решил добровольно стать дневальным барака, что давало возможность в течение нескольких часов быть в лесу на заготовке дров для отопления барака.
В нашем бараке помещалась хозяйственная обслуга под-командировки; уркачей в нашем бараке не было.
Когда наш карантин кончился, нас перегнали на головной 17-й л/п; была составлена бригада, я стал ее бригадиром.
К сожалению или к радости, моя бригада распалась, не приступая к работе; как только мы пришли на л/п, нас поместили в предбанник. Уголовная братия пошла шнырять по отдельным кабинам, в которых жили лагерные «придурки». Вскрывали дверные замки и тащили все, что им попадало в руки, за что их быстро посадили в изолятор, а меня и других товарищей влили в имеющуюся с/х бригаду.
На 17-м л/п я встретил много товарищей, москвичей-одноэтапцев 1941 года.
В бригаде я проработал около трех недель. Бригада была с/хозяйственная: работали на заготовке торфа, расчистке дорог, уборке валежника и т. д.
За это время я сильно ослаб, и меня перевели в полустационар с выполнением работ в зоне, а из полустационара по распоряжению врача перевели дневальным в амбулаторию.
С какой же неохотой я шел на это дневальство. Я стремился всеми силами от него избавиться, но врач пригрозил, что он выпишет меня из полустационара на работу, а так как я был еще очень слаб, волей-неволей пришлось согласиться на это дневальство.
Обязанности дневального были несложные: заготовить дров, истопить печки, принести воды, подмести пол, отнести в прачечную грязное белье, а оттуда принести чистое.
Во время амбулаторного приема находиться при амбулатории и следить, чтобы уркачи не стащили чужих вещей…
Спать разрешалось в амбулатории, так что я был одновременно и сторожем и дневальным. За все это оплаты никакой, стол 2-й, пайка хлеба 600 г.
К сожалению, здесь я не был избавлен от воровства.
Однажды утром я пошел по воду, амбулаторию закрыл на замок, через 5 минут прихожу – дверь настежь открыта, замка нет, утащили две простыни и еще какие то вещи…