Спасти Отчизну! «Мировой пожар в крови»
Шрифт:
И без того слабую сибирскую промышленность просто парализовало. По таким безумно завышенным ценам даже железная дорога отказалась покупать жизненно необходимое топливо. Одновременно с этим и на других предприятиях рабочие пришли к тем самым выводам — и экономика Сибири просто рухнула, как пьяный мужик в канаву, уже в самом начале весны восемнадцатого года.
Но вместо ожидаемой, вожделенной «денежной реки» черемховские шахтеры получили здоровенный кукиш. А ведь жен и деток кормить нужно. И что делать прикажете? Ну не работать же!
А потому в декабре семнадцатого на поверхность всплыл
И шахтеры откликнулись на призыв немедленно — с жаждой, с бабами и с мешками, предназначенными для богатой добычи, которой можно было хорошо «затариться» в купеческом, никогда не бедствующем городе. И прибывшая орда, а именно так ее оценили иркутские обыватели, ринулась на понтон, чтобы переправиться по нему в город и устроить экспроприацию. Не вышло — пулеметы юнкеров просто снесли в ледяную ангарскую воду мародеров и прошлись свинцовым ливнем по противоположному берегу, оставив там лежать десятки «охотников за черепами».
Этого за глаза хватило большей массе прибывших. Они немедленно загрузились в вагоны и отправились обратно. К сожалению, далеко не все так поступили. Часть «пролетариев» перебралась на другую сторону, вот только многие из них отнюдь не стали сражаться с казаками и юнкерами. Они слились в революционном экстазе с криминалом, в городе начался сплошной грабеж и убийство «буржуев».
Время от времени юнкера пленяли таких «красногвардейцев» и у «защитников равенства и свободы» находили в карманах и мешках вещи, золотые и серебряные изделия. Особенно много было золотых перстней и колец, и не просто снятых с несчастных жертв — встречались окровавленные, вместе с пальцами (да-да, в документах это хорошо описывалось, чуть рвота не пробила), а также и серьги, тоже с тем, на чем они раньше крепились, и многое другое.
Красных вышвырнули за реку, члены ВРК, почти в полном составе, вместе с легендарным Лазо, прибывшим с отрядом Красной гвардии из Красноярска, оказались на «губе» в военном училище. Но всю пролитую юношескую кровь перечеркнули господа эсеры, вылезшие наружу, как только в городе смолкли выстрелы, и заключившие с большевиками «мир». Последние сами были изрядно удивлены, когда юнкера сами разоружились, выполняя условия заключенного соглашения, а потому назвали последних «политическими младенцами»…
— Жаль, не шлепнули. Эх… Весело погуляла сволота! — Арчегов скривил губы — прочитанные им строчки до сих пор стояли перед глазами и жгли душу. И он снова задумался, оглядывая раскинувшийся перед ним в летнем мареве рабочий город.
Уже к весне восемнадцатого года шахты полностью прекратили работу — уголь было невозможно продать по заявленным ценам, и шахтеры решили вообще прекратить добычу. Но пить-кушать нужно, а потому задолго до декретов Ленина они приступили к продразверстке соседних крестьянских селений, проще говоря, к грабежу. Чем и вызвали
— О чем задумались, Константин Иванович?
В открытой двери купе стоял глава МВД, сменивший на этом посту ушлого Яковлева, Виктор Николаевич Пепеляев — кряжистый сибирский мужичок с поблескивающими стеклами очков.
— Да об угле думаю. В прошлом месяце шахты впервые рентабельными стали. Доход наконец приносить стали.
— Это пока корейцы на них работают, Константин Иванович. Прибыль и появилась. А если через три года и на них ваш так называемый «соцпакет» определить, то убытки опять пойдут. И серьезные!
Арчегов усмехнулся — он раньше не предполагал, что на посту военного министра станет заниматься чисто гражданскими делами. Никогда не думал, а тут как в пословице получилось — потянешь за кончик ниточку и весь клубочек размотаешь. Даже не так — тронешь один камушек, лавина и понесется. Вот и получилось, что январь аукнулся летом.
Без каменного угля любая нормальная жизнь невозможна. Это работа железнодорожного транспорта, главной связующей артерии Сибири, а также немногочисленных электростанций, без которых уже само существование промышленного производства и городов просто немыслимо. Шахтеры при Колчаке ухитрялись работать один день из двенадцати в лучшем случае. И отнюдь не по политическим мотивам, вернее, не только по ним.
Пролетариат полностью разленился — лень, пьянство и прогулы стали обыденным явлением. Даже ижевцы, соль рабочего класса, как только некоторые из них обзавелись домами и собственными хозяйствами, тоже поддались этому явлению. Чуть-чуть, но тут важен сам факт. Поневоле вспомнишь и поймешь товарища Сталина с его драконовским рабочим законодательством тридцатых годов. Прогулы — бич любого промышленного производства, основанного на конвейере! А про выдаваемый похмельными брак и говорить не приходится.
Уголь был крайне необходим, но его держала в своих руках вольница, не желающая работать, насквозь ставшая криминальной. Черемхово являлось неофициальной столицей уголовного мира все эти два года, с восемнадцатого по двадцатый, именно маргиналы и преступники заправляли здесь.
И что делать прикажете? Долго и терпеливо лечить, тратя жизненно важные средства, или взрезать гнойник и выдавить?!
Арчегов избрал второй вариант и не только выдавил, но и прижег, фигурально выражаясь, раскаленным железом. Впрочем, министр Яковлев и Вологодский с Пепеляевым уже отнюдь не либеральничали с криминалом. Как говорится — допекло!
Тут выбор для них тоже был простым — или плодить аппарат, который будет ловить преступников, судить их и потом долго содержать и кормить по тюрьмам и каторгам, или решить проблему со всей беспощадностью. Благо в революционное время жизнь человеческая полностью обесценилась и породила известный цинизм — «на распыл», «отправить в Могилевскую губернию», «хлопнуть», «в штаб генерала Духонина», «разменять» и прочие словеса, что применялись в зависимости от политической или социальной окраски жертвы. И не просто решить проблему, но и свалить ее на военных, умыв таким образом руки.