Спасти Париж и умереть
Шрифт:
– Не говори так громко, – не глядя на собеседника, сказал Мейер. – Я должен идти.
– И что ты скажешь? Зато я жив! – Корн сделал шаг назад и стукнул себя кулаком в грудь.
Курт устремил на него взгляд.
– Слушай, Фридрих, ты многое для меня сделал, – наконец произнес он. – Я ничего не слышал, а ты мне ничего не говорил – вот что я тебе могу сказать. Постарайся пережить свое горе. Больше ничего.
Мейер развернулся и пошел по коридору.
Слова Корна, конечно, произвели на Мейера большое впечатление. И раньше майор Корн выглядел этакой белой вороной среди остальных порученцев Гиммлера. Приказы рейхсфюрера он, конечно, выполнял, но без особого рвения. Скептическая улыбка часто появлялась на его лице. Вне работы Фридрих Корн держался особняком, на городских вечеринках предпочитал не появляться, а ведь там порученцы Гиммлера, которым приходилось рисковать жизнью, заливали вином свои переживания. В таких компаниях был замечен и Отто Скорцени – а вот Корн замечен не был.
Курт дал себе слово разобраться с тем, что творится в голове Фридриха, когда представится такой случай.
Курт Мейер завернул за угол и наткнулся на двух мужчин, которые минутой раньше рассматривали его. Это были Оберг и Кнохен. Они ринулись к нему, словно изрядно соскучились.
– Бригаденфюрер Оберг, – представился мужчина постарше.
– Гельмут Кнохен, оберштурмфюрер, – назвал себя молодой человек. Он щелкнул каблуками, это получилось весьма изящно.
– Скажите, почему вы не предупредили о своем приезде? – спросил Кнохен вкрадчиво.
Курт собрал все силы, чтобы выбросить из головы впечатление, оставшееся после рассказа Корна, и надменно произнес:
– Хотелось бы услышать более подробную информацию. Кого вы представляете?
Кнохен потупился.
– Сейчас мы представляем немецкую полицию в Париже, однако на самом деле мы с генералом Обергом и подчиненные нам люди заняты гораздо более важным делом…
– Каким? – спросил Курт.
– Франция с сорокового года является частью Германии, – торопливо проговорил Кнохен. – Я озабочен лишь тем, чтобы здесь, как и у нас дома, партийные структуры главенствовали над военными…
– Это похвально, – произнес Мейер.
– Однако этот выскочка фон Маннершток сует нам палки в колеса… Ваш приезд, обставленный с помпой, мог бы способствовать повышению роли наших служб… Ведь мы – из одного отряда. Мы – передовой фронт партии…
– Разве фон Маннершток не член партии?
– О да, разумеется, однако речь идет о нюансах… – Гельмут Кнохен смутился.
– Скажите, – заинтересовался Мейер. – Партийные структуры… Вы представляете немецкую тайную полицию?
– Совершенно верно, – Кнохен улыбнулся.
– Другими словами, гестапо? – уточнил Мейер.
– Так точно! – кивнул, полный достоинства, Гельмут Кнохен.
– В таком случае, объясните мне, – произнес Курт громко, чтобы слышал и Оберг, – почему у вас в Париже вовсю орудуют террористы из так называемого Сопротивления? Я шел по набережной, и вдруг прямо при мне некоего фельдфебеля столкнули в реку!
– Вот как? – Кнохен прищурил глаза. – Кто это сделал?
– Я не наблюдал, – отрезал Курт. – Человек, сделавший это, убежал.
Он слышал этот рассказ, но, разумеется, не хотел говорить, что фельдфебеля столкнула девушка.
– Короче, я решил явиться без предупреждения, господа, так безопаснее, – продолжил Мейер. – Уж не думаете ли вы, что мне нужен был оркестр на железнодорожном вокзале?
– Вы в каком отеле остановились? – обратился к Мейеру бригаденфюрер Оберг.
– В «Георге Пятом», – ответил Курт.
Это был хороший отель, но все же скромный. Действительно, Оберг пришел в ужас:
– Отель, конечно, охраняется, но эти мерзавцы, я имею в виду французов, могут на вас напасть…
– Откуда они знают, что в Париж приехал некий штандартенфюрер Мейер? – ледяным тоном поинтересовался Курт. – Чем я вообще могу их заинтересовать?
– О, господин штандартенфюрер, вы не знаете, с какой скоростью в Париже распространяются сведения! – У Кнохена загорелись глаза. – У этих негодяев повсюду глаза и уши. К тому же сегодня вечерние газеты поместят сообщения о вашем приезде. Завтра то же самое сделают утренние…
– Не слишком ли много демократии вы развели в этой стране? – скривил губы Курт. – Что вы предлагаете?
– Разрешите отвезти вас в прекрасный особняк в четырнадцатом округе, – заискивающим голосом произнес Оберг. – Едем сейчас же, мы давно все подготовили… Ума не приложу – если эти негодяи рискнут…
Из здания комендатуры Курт вышел в сопровождении многочисленной охраны эсэсовцев, которой руководили Кнохен и Оберг. Оба гестаповца имели радостный вид, словно заполучили в свое распоряжение дорогую игрушку.
Оказавшись на автомобильной стоянке, Мейер и гестаповцы сели в бронированный лимузин Оберга. Генерал и штандартенфюрер расположились сзади, оберштурмфюрер Кнохен занял место рядом с водителем. Шофер повернул ключ в замке зажигания, и машина тронулась в путь.
Курт оглянулся. Сзади ехали два автомобиля с охранниками. В принципе, все было обставлено с шиком, и личный посланник Гиммлера должен был быть доволен. Курт Мейер улыбнулся.
Сперва заехали в «Георг Пятый», откуда забрали вещи Курта. Мейеру не пришлось ничего нести. Насилу он забрал собственный портфель из рук Оберга, который, видимо, хотел произвести впечатление на Гиммлера, угождая его подчиненному.
Отдавая ключ от номера, Мейер дал портье щедрые чаевые. Тот бросил удивленный взгляд. Этот мужчина во время проживания в гостинице вел себя подчеркнуто скромно, но из прозвучавших только что реплик портье понял, что у недавнего постояльца весьма высокий гитлеровский чин.
Оберг, Кнохен и Мейер снова сели в машину. Кавалькада направилась на окраину Парижа.
– Рейхсфюрер сказал мне, что доктор Менгеле сейчас здесь, – произнес Мейер, чтобы нарушить затянувшееся молчание. – Не могли бы вы рассказать о нем?
– Вы знакомы с доктором Менгеле? – спросил Оберг.
– Нет… – выдавил Курт. – Мне много рассказывали о нем.
Никаких конкретных мыслей относительно Менгеле у Курта не было, однако Мейер собирал информацию, да и любое новое знакомство было бы сейчас полезным.