Спасти Париж и умереть
Шрифт:
– Значит, не будем терять время, – сплюнул Паррон.
Курбевуа просто придушили, после чего спрятали тело в трубе под дорожной насыпью. Военную форму Курбевуа надел парень, который сел за руль.
На аэродроме Курт показал тот же документ, подписанный Гиммлером. Сразу направились к транспортному самолету. Курт знал, что генерал Данциг в это время находится где-то в городе, в обществе Менгеле, и потому особенно не тревожился. Часовой не оказал сопротивления, его связали и спрятали в глубине кузова.
Майор авиации,
Вдобавок рядом мерил пружинящим шагом бетонные аэродромные плиты штандартенфюрер СС. Он был злой, как черт, то и дело посматривал на часы.
– У вас все в порядке? – заискивающим голосом спросил майор.
– Быстрее, сволочи, – произнес, не слыша вопроса, штандартенфюрер. – Пристрелю парочку, чтобы остальные шевелились…
– Штандартенфюрер, вы не можете разгружать самолет без санкции генерала Данцига, – жалобно произнес майор.
Курт остановился и воззрился на майора.
– Будьте добры, майор, выделите парочку своих людей! – раздраженно бросил он. – Я взял этих свиней под расписку и обязан вернуть к вечеру. Иначе бригаденфюрер Оберг не пойдет навстречу в другой раз… Видимо, проклятые лягушатники чувствуют, что я не могу их расстрелять, и пользуются этим.
– Но… кто вы? – спросил майор.
– Ваш начальник в курсе, – ответил Мейер, отрывистым жестом протягивая документ, подписанный Гиммлером. – Все происходит в рамках секретной операции, о ней сказано здесь…
Майор долго рассматривал всемогущую подпись рейхсфюрера. Затем бросил взгляд на работавших заключенных, на штандартенфюрера, снова на работавших заключенных.
– Из какой вы службы? – спросил наконец.
– Немецкая военная полиция, – сказал Курт Мейер. – Эти патроны пригодятся против маки… Не ваша вина, что ваш «Хейнкель» так и не долетел до фронта.
Вечером того же дня у собора Парижской Богоматери несколько человек были заняты странной работой. Перед собором стоял немецкий грузовик с тентованным кузовом, рядом с кабиной нервно курил сигарету за сигаретой штандартенфюрер СС Курт Мейер. Сзади, у опущенного борта, суетились люди, одетые в новенькую немецкую военную форму. Не совсем было понятно, чем они занимаются. Люди не то грузили что-то в кузов, не то выгружали.
Причем люди в гражданской одежде работали наравне с немцами. Ящики носил даже майор люфтваффе, мундир которому был несколько великоват, а китель расстегнут, потому что верхняя пуговица оторвана.
Если бы в эту минуту рядом с собором очутился грозный генерал Зигфрид фон Маннершток, он непременно отметил бы, что ящики из собора выносятся. Если бы фон Маннершток засомневался, Курт предъявил бы коменданту бумагу, где штандартенфюрер Мейер и подчиненная ему группа обязывались эвакуировать из собора культурные ценности.
На самом деле ящики вносились в собор. Вначале, правда, в собор внесли два ящика, которые тут же вынесли снова и поставили рядом с грузовиком. Внутри находились несколько безвкусных церковных статуэток и книги, не представлявшие ценности, которые подпольщикам отдал старый библиотекарь Бонье. С Бонье по совету Курта Мейера встречались Адель и викарий. Библиотекарь принял решение помочь им.
В ящиках, заносимых в собор, находились боеприпасы, взятые с аэродрома: патроны, пулеметные ленты, гранаты. В соборе на скамье сидела Адель, перекладывала гранаты из ящика в мешки, запасенные заранее, и партизаны уносили эти мешки вниз. Проход в катакомбы узкий, и боеприпасы можно пронести только в мешках. Из крипты то и дело выходили люди.
Когда последний ящик был выгружен из автомобиля, Курт тоже зашел в собор. Там он увидел девушку.
– Адель! – позвал Мейер.
Девушка подняла голову и улыбнулась:
– Как ваши дела, господин Мейер?
– Все хорошо.
Курт Мейер стоял и смотрел на нее. Адель переложила гранату в мешок, достала из ящика очередную и стала рассматривать.
– Господин Мейер, как граната устроена?
– Ради бога, осторожнее! – бросился к ней Курт. – Попроси, чтобы кто-то рассказал тебе. Все это скоро пригодится.
Неожиданно для себя он обнял ее. И тут встретился взглядом с парнем, который вышел из темного проема. Курт вспомнил, что видел этого блондина раньше – на ипподроме, и еще раньше, на Монмартре, в компании Адель.
Парень подошел ближе.
– Убери свои лапы, немчура, от моей девушки, – произнес парень по-французски.
Курт опешил. Услышанное было настолько неожиданным, что Мейер не поверил ушам. Хотелось расхохотаться. Но Курт молчал…
Рядом с Павлом Бондаревым стояла Адель, красная от смущения, она старалась поймать взгляд блондина. Тот не смотрел на девушку. Она вдруг фыркнула, развернулась и взялась за прерванное дело.
Павел постоял еще некоторое время. Потом нервно дернулся и, подняв очередной мешок, спустился в катакомбы.
Календарь показывал 16 августа 1944 года. Маленькая площадь возле Гранд-опера заполнена автомобилями. Казалось, паника в Париже, который фактически находился уже в осаде, утихла на один вечер.
Приближение англо-американских войск все же чувствовалось. Дамы в вечерних платьях, выйдя из автомобилей, пугливо оглядывались, хватали своих не очень уверенных кавалеров и спешили с ними укрыться в здании. Даже немцы, услышав по радио объявление Шарля де Голля, верили, что памятники архитектуры не будут разрушены, если вдруг начнется обстрел.