Спасти Персефону
Шрифт:
— Все, можешь вставать, — он поднялся и протянул ей руку, помогая встать… со своей куртки?
Персефона поднялась на ноги и ощупала голову: волосы были мокрыми от крови, но от раны не осталось и следа. Кажется, Асклепий бы не справился быстрее.
Но все же…
Его прикосновения, его песни — все это было слишком личным.
— Аид, я, конечно, благодарна за помощь…
Экс-царь отвернулся и дернул плечом:
— Прости, что я влез в твое личное пространство, но бежать в такой момент за Асклепием…
Вот тут Персефона действительно ощутила неловкость:
—
— Привык! — прошипел экс-Владыка. — Привык!
Он бросил на храпящего Ареса странный взгляд, словно прикидывал, не разбить ли об его голову еще одну амфору.
Царица перевела взгляд на измазанную ихором ступеньку, и, проглотив добрую сотню вопросов, сказала:
— Хотела бы я знать, сколько правды в том бреде, который он нес.
В глазах Аида медленно остывала бездна:
— Брат никогда не оставляет молнии без присмотра. Даже когда пьет нектар и ходит по нимфам. Ни-ког-да. Много веков назад Гермес исхитрился украсть одну, так чуть с Олимпа не полетел. И еще, когда Арес рядом, у него рука сама на колчан ложится. А вторая за розгами тянется. Вот такая отцовская любовь. Поэтому я думаю, он не врет.
Аид решительно надел хтоний, и Персефона опустила глаза.
Брат.
Не Зевс. Брат.
Какими бы ни были их отношения, Владыка Аид явно не собирался оставаться в стороне.
— Нужно понять, что происходит на поверхности, — донеслось из пустоты.
— Постой! Как насчет выкинуть эту тушу в Тартар? — царица толкнула ногой храпящего Ареса.
Пустота перед ней отозвалась шелестящим смешком:
— Рано. Он явно не…
Аид неожиданно замолчал; спустя секунду двери тронного зала распахнулись, и внутрь ввалилась толпа подземных: Мом, Эмпуса, Ламия, с десяток стигийских чудовищ, Гипнос, Эак, Радамант и впереди почему-то Минта.
Персефона молча сложила руки на груди и окинула «делегацию» сумрачным взглядом. Ни одного вопроса — зачем? Все понятно без слов. Это ведь не с Аидом беседовать, когда не знаешь, что он выкинет через секунду.
Минута, две, три — царица ждала, кто первый прервет молчание.
Наконец Минта незаметно (по ее мнению) толкнула Эака, тот явственно дернулся и выдал:
— А… — он нервно ткнул пальцем в Ареса, — а что это с ним?
Персефона ощутила, как ее губы сами собой растягиваются в улыбке.
— Он перебрал нектара. И захотел овладеть мной.
— И… — Эак явно не улавливал взаимосвязь. Как и остальные присутствующие.
— И овладел.
Подземные смотрели с непониманием, граничащим с ужасом. Казалось бы, что здесь такого. Подумаешь, муж овладел женой — так что его сразу амфорой бить?
Но храбрых сказать об этом самой Персефоне не находилось.
— Когда Владыка закончил, — пояснила Персефона, вдоволь насмотревшись на красноречивые лица присутствующих, — он назвал меня Афродитой.
Всеобщий вздох облегчения, и робкий голос Эака, не хочет ли Владычица пройти в свои покои.
— Пожалуй, мне действительно нужен отдых, — задумчиво произнесла царица. — Гипнос, приготовь маковый настой. Минта, иди, распорядись насчет воды в купальне. Ламия и Эмпуса, нарвите асфоделей. А остальные — приберитесь в зале и отнесите Владыку Ареса в его покои. И, Стикс свидетель, пореже попадайтесь мне на глаза.
Персефона махнула Эаку и направилась в покои. На пороге тронного зала она обернулась:
— Ах да, мне показалось, вы что-то хотели?..
Порочные алые губы Минты вдруг тронула улыбка:
— Да, царица.
Глава 6. Аид
Пока Персефона закатывала подземным истерики по поводу и без, Аид изучал Минту.
Плотная, низенькая, с мятно-зелеными глазами и порочной улыбкой на пухлых губах, она совсем не походила на ту роковую женщину, которая жаждет добраться до власти, для чего «дает всем подряд и стучит». Точнее, в «дает» как раз верилось, и даже очень, но не во все остальное. С виду это была самая обычная нимфочка, которой, может, и хватило настойчивости влезть в постель Ареса, но…
Но на многоходовые интриги с участием богов и смертных у нее явно не хватило бы ни ума, ни терпения.
Аид решил, что с Минтой не все так просто. Как, впрочем, и со всеми подземными, и даже с Аресом, идиотом, который разбрасывается Зевсовыми молниями и называет себя Владыкой Олимпа.
Вся эта история плохо пахла. Экс-Владыка чувствовал запах крови, амброзии и асфоделей. Метафорический, разумеется. Но…
Торопиться не следовало.
Аид не пошел в покои Персефоны. Он выскользнул из зала под покровом невидимости и направился к Танату. Его дворец оказался ближе, чем помнилось экс-Владыке. Гораздо ближе — Аид даже подумал, что Арес и его передвинул. А что, вполне вероятно, если вспомнить, как он оторвался на собственном дворце. И на собственном ближайшем соратнике.
Пожалуй, вот тут следовало остановиться, подумать и оценить степень его преданности новой власти. Если Арес ухитрился переодеть Железнокрылого в доспехи и заставить подрабатывать душеводителем, значит, Танат как минимум поклялся ему в верности.
При всех других достоинствах, Убийца никогда не отличался ни покорностью, ни трудолюбием. Ну не нравилось ему исторгать души, и все. И водить. И доспехи он тоже ненавидел. Аид помнил, как замечательно Смерть умеет отлынивать от всего, что ему не нравится (за исключением своего основного ремесла, которое Танат и называл предназначением как раз потому, что отмахнуться от него не представлялось возможным). Арес наверняка взял с него клятву — если не сам догадался, то Зевс посоветовал.
Аид попытался представить реакцию Зевса, когда Арес стал Владыкой, и ощутил, что фантазию заклинило напрочь. Если что-то брат и любил больше, чем баб, так это власть — неужели он мог отдать такой большой кусок власти нелюбимому сыну?..
Как понять, что творилось в голове у Зевса тысячу лет назад? И что творится сейчас? И где, собственно, эта голова вместе со всем остальным Зевсом, и не нужно ли срочно вытаскивать ее из Тартара? Что с Посейдоном и Амфитритой? Что с Герой? Что остальные олимпийцы? Кто еще участвует в заговоре?