Спасти Персефону
Шрифт:
— Доверит? — фыркнула Владычица. — Вообще-то, именно я нашла твой шлем, и Ареса это не касается.
Аид понимающе усмехнулся, но тут же вспомнил, что царица не сможет увидеть его улыбку.
Хтоний, творение титанов, превосходно защищал от чужих глаз — и даже от проникающего насквозь взора тех созданий, у которых глаз никогда и не было. Если о чем бывший царь и жалел во время добровольного изгнания, так это о том, что не забрал шлем с собой.
— Царица! Царица! — между колонн показалось широкое лицо Миноса в обрамлении кружащейся свиты из
— Проблемы, — с холодной улыбкой уточнила Персефона, — будут у того, кто вообразил, что может отвлекать меня от дел, когда ему вздумается. А конкретно, у этого бестолкового Эака. Каким образом он уговорил тебя явиться ко мне?
Судья буркнул, что проиграл в кости, но подробно рассказывать не стал. Вместо этого он изобразил что-то вроде «Минос почти пал Персефоне в ноги, но вспомнил, что та не любит, когда перед ней унижаются»:
— Царица, сюда мчится Арес, кто-то сказал ему, что ты развлекаешься с любовником.
— И давно мчится? — уточнила Владычица деловым тоном. В сторону Аида она даже не смотрела.
— Давно. В смысле, уже вот-вот.
Персефона вздохнула:
— Ну ладно, пойдем.
Решительно запахнув пеплос, она широкими шагами направилась в тронный зал; Аид пошел следом.
Когда Персефона обернулась — совсем как бы между прочим — он коснулся ее запястья, обозначая свое присутствие.
Руки у Персефоны были совсем холодными.
— Ну, кто там у нас сдает меня Аресу? — грустно спросила царица. — Неужели это моя любимая служанка Минта?
Минос сдержанно улыбнулся:
— А кто же еще может безнаказанно бродить по вашей спальне и пользоваться зеркалом Гекаты?
— Нет, это вообще нормально? — проворчала царица. — Она правда думает, что если спишь с Аресом, можно безнаказанно шарить в моих вещах? Кажется, Минта хочет стать деревом.
— Мне кажется, она хочет стать Владычицей.
— Или я что-то не понимаю, или самый простой путь в царицы — это стучать и давать всем подряд, — фыркнула Персефона уже перед входом в тронный зал. — Насколько было бы проще, если бы это было предназначено ей, а не мне.
Аид припомнил, каким гадким чувством юмора обладали покойные мойры, и решил, что если бы Персефоне предназначили что-то другое, она бы тоже не порадовалась.
Владычица прижала палец к губам и прошествовала к трону.
Невидимый Аид задержался на пороге, осматривая длинное и мрачное помещение. Окон в тронном зале не было и при нем, проблема всегда решалась десятком зачарованных канделябров, беспорядочно свисающих с высокого потолка.
Собственно, канделябры и были единственным, что осталось без изменений со времен Аид. Хотя в его времена они назывались как-то по-другому.
Потолок дворца зачем-то был выкрашен коричневой краской и завешаны безвкусными красно-коричневыми гобеленами, на полу многострадального тронного зала валялся длинный ковер цвета запекшейся крови.
Проследив взглядом по этому ковру, экс-царь уткнулся взглядом в два трона — черный и красно-золотой.
На черном троне гордо сидела Персефона, а красно-золотой пока пустовал.
Конфигурация второго трона показалась Аиду знакомой, и он подошел поближе. Ему не пришлось долго рыться в памяти, чтобы опознать в этом ужасе свой собственный бывший трон. Когда-то он тоже был черным, а теперь его зачем-то покрыли позолотой и утыкали крупными рубинами. Со всем остальным грязно-коричневым безобразием эта вырвиглазная роскошь не сочеталась.
Общее впечатление от тронного зала получилось довольно гнетущим.
Аиду не пришлось долго думать, что же конкретно его гнетет.
«Неужели за тысячу лет в Элладе не умер ни один приличный архитектор?!» — подумал он. — «Зевс что, из вредности наделяет их бессмертием?»
Глава 5. Персефона
Персефона уселась на трон и осмотрела сонм ждущих суда теней. Блекло-серое море умерших заколыхалось, перемешиваясь: тени обычных смертных отступали назад, а герои, басилевсы или особо закоренелые грешники выступили вперед.
На самом деле, далеко не все тени нуждались в индивидуальном суде. Героев, например, почти всегда отправляли в Элизиум — ну, если при жизни они не ухитрились нанести какое-нибудь страшное оскорбление всему Олимпу — и, казалось бы, что тут решать. Только эта братия в основной своей массе состояла из сыновей, внуков или правнуков олимпийских богов (добрая половина приходилась на Зевса), и требовала соответствующего отношения. Некоторые еще возмущались, что вместо подземного царя их судит царица — что ж, в таких случаях Персефона просто предлагала герою подождать, пока у Ареса не появится соответствующее настроение. А случалось оно примерно раз в десять лет, и все это время незадачливой тени приходилось торчать в тронном зале.
В последние пятьсот лет Арес почти не уделял внимания управлению Подземным царством. Пожалуй, тысячу лет назад, когда Неистовый только взял в жены Персефону и воцарился в Подземном мире, он пытался переделывать мир под себя, но быстро остыл.
Царица знала — Подземное царство оказалось слишком спокойным. Что это за царство, в котором нет войн, нет смертных, которых можно убивать сотнями просто потому, что хочется, и в которое никак не заманишь Афродиту? О нет, Арес быстро наигрался во Владыку Подземного мира и захотел большего. И сейчас он все реже спускался в свое, все меньше уделял внимание Персефоне — но она не расстраивалась.
Меньше всего ей хотелось, чтобы Арес вспомнил, что он царь — и, тем более, чтобы это вспомнили обитатели Подземного мира. Не для того она потратила столько времени, чтобы стать здесь своей. И настоящего царя искала вовсе не для того, чтобы подземные жители посмотрели-посмотрели на Ареса и решили: вот он, Владыка.
Вспомнив про Аида, Персефона вновь ощутила укол разочарования. Она не считала равноценным разменять сотню лет поисков на пару забавных баек. Но что поделать, если бывший царь оказался настолько упрям…