Спасти Персефону
Шрифт:
— Вы могли бы попытаться ее принять, — усмехнулся Аид. — Хотя бы попытаться. Ради меня. Вы клялись мне в вечной верности, а на деле ваша верность не стоила ни хрена.
— Она бы все равно не смогла жить в этом мире. Тебе заварить трав?..
— Я знаю. Не надо травы, мне сегодня хватило. И не переводи тему, — Аид чуть поморщился. — Вы могли бы ее потерпеть. Одну-единственную нимфу. В самом деле, я же не гарем с собой притащил.
«Геката» поставила перед ним плошку с ароматным травяным напитком, и, изящно подобрав
— Мне жаль, что с твоей точки зрения все выглядит именно так.
— О, тебе жаль! — обрадовался Аид. — Значит, когда я в следующий раз приведу с собой гарем нимф…
«Трехтелая» поперхнулась.
— Шучу! Брось, ты же знаешь, гарем — это к Зевсу. И вообще, ты же не думаешь, что я настолько мстителен, что помню каждую обиду по тысячу лет? Я просто хотел, чтобы ты задумалась о своем вопиюще недипломатичном поведении, — усмехнулся экс-Владыка.
— Не надо, я знаю, что ты жутко мстителен, — на губах центрального тела «Гекаты» появилась усмешка.
Два призрачных тела растянули полные губы в улыбке чуть позже, с задержкой на полсекунды. Раньше, может, это не насторожило бы его.
А теперь это стало еще одним штрихом.
— Я просто считаю, что зло не должно остаться безнаказанным, — Аид вернул ей улыбку. — И добро тоже. Кстати, у тебя случайно не будет чего-нибудь сладкого? Халва? Отлично. И да, я решил вернуться, потому, что мне не нравится, что здесь происходит. Ты в курсе, что Арес разбрасывается молниями и утверждает, что он захватил Олимп?
— И ты решил захватить Олимп сам.
— Я еще не решил, — усмехнулся экс-царь.
Геката снова улыбнулась, ласково и тепло:
— Говори кому хочешь, что не решил, но я тебя знаю. Ты скорее Зевса полезешь из Тартара доставать, чем воспользуешься случаем и сядешь на олимпийский трон.
— Ну, знаешь, тогда правь сама, — фыркнул Аид. — Три трона — три тела. А насчет Зевса, это метафора или он правда в Тартаре?
«Геката» молчала, и Аид уже начал мысленно прикидывать, чем вооружиться, чтобы отбиваться от проявляющих искреннюю любовь других обитателей Тартара, определенную часть которых он сам туда и засунул. Но тут его собеседница медленно и печально покачала головой:
— Я попробую поискать в зеркалах, но… наверно, только Арес знает, что он сделал с Зевсом и Посейдоном.
— Вся проблема в том, что Арес не мог проделать это один, — хищно улыбнулся Аид. — И я буду очень признателен, если ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что ты не с ним. Не надо никаких клятв, — он перегнулся через стол и сощурился. — Просто скажи, с кем ты. Ты можешь быть или с ним, или со мной.
Тихий шелестящий смех Гекаты мог заставить содрогнуться кого угодно, только Аид в этот перечень не входил. Даже когда Геката была Гекатой, а не фальшивкой. Поэтому на невинный вопрос, что же он, чисто гипотетически, сделает, если Трехтелая откажется ему помогать, он не менее невинным тоном ответил, что ничего.
— А смысл возиться? Я просто скажу Персефоне, что ты соблазнила Ареса. Как это у тебя называется, вчетвером?..
Напряжение спало.
«Геката» ответила, что на месте царицы точно бы не поверила в такой бред, потому, что Арес не в ее вкусе. А она, в свою очередь, не во вкусе Ареса.
Аид попросил уточнений, и следующие полчаса «Геката» подробно рассказывала, кто за последнюю тысячу лет был во вкусе Ареса, и что с упомянутыми особами делала потом Персефона.
Проанализировав список возлюбленных, Аид заключил, что Неистовый предпочитает тупых.
— Нет, царь, ты не прав, — усмехнулась «Трехтелая». — Просто остальным хватает ума не связываться с Персефоной.
— Кстати, а как она поступает с теми, кого Арес взял силой?
— Царица разрешает им выбрать, каким цветком они хотят стать.
— Странно, — сказал Аид, но не Гекате, а своим мыслям. — Очень странно.
Его удивляла не жестокость царицы — скорее, ее избирательная доброта.
«Если она спит с Аресом». «Кажется, она хочет стать деревом». «Самый простой путь в царицы — стучать и давать всем подряд».
Аид вспомнил наглые зеленые глаза и порочные алые губы «любимой служанки» и вновь повернулся к Гекате:
— А что ты думаешь о Минте?
— Что о ней думать? Это грязная Аресова подстилка, преданная ему и душой, и телом.
— Хорошо, если так, — странно улыбнулся экс-царь. — Кстати, на чем вы тут пишете? Все еще на табличках? А ничего прогрессивней случайно нет? Пергамент, папирус?..
Геката принесла восковую табличку, и Аид несколькими точными штрихами изобразил на нем круглое жизнерадостное лицо Минты.
— Ну как? — спросил он, не поднимая головы.
Геката приблизилась, перегнулась через плечо, вуаль на ее лице колыхнулась:
— Похоже.
Царь продолжал рисовать. Добавлял штрих за штрихом, какие-то, наоборот, убирал, разглаживая воск — немного сузил нос, чуточку изменил разрез глаз, четко выделил линию бровей.
«Геката», кажется, ощущала некоторое беспокойство — ее лицо под вуалью оставалось спокойным, но движения всех трех тел, физического и двух призрачных, сделались немного раскоординированными.
Аид рисовал.
Кое-где он усиливал нажим, и линии получались четче, а какие-то линии, напротив, убирал, используя любимую скифскую магию. Черты лица менялись, и Минта медленно превращалась в Деметру.
Бывший царь отвлекся от таблички только тогда, когда «Геката» схватилась за горло и перегнулась через стол.
Аид отвлекся от рисования, чтобы взглянуть на нее:
— С одной интересной травой из далекой варварской страны твой напиток стал гораздо лучше, не так ли? Пока я рисую, ты можешь рассказать, что ты такое и где настоящая Геката.