Спасти СССР. Часть 5
Шрифт:
Иногда я летом бывал и у деда с бабкой со стороны матери, в деревне. Там я увидел другую сторону того что… построили.
Никак не могу понять, как, зачем надо было выращивать таких вот интеллектуальных проституток. Для чего всё это было — Союз писателей… Коктебель… бред какой-то.
Ведь именно отсюда выйдут наиболее массовые и непримиримые антисоветские кадры, особенно в союзных республиках — в них именно с местных союзов писателей начнётся заражение национализмом… уже идёт. На Украине всё началось с того, что грузинский педераст Параджанов снял фильм «Тени забытых предков», получивший престижную кинопремию и побудивший интеллигенцию искать свои национальные корни. В Белоруссии уже ищут какую-то «столицу Великого княжества литовского» на своей территории.
Теперь вы понимаете, почему я так скептически смотрю на советский строй. Вырастить такой рассадник мерзости, такой страшный
Академии профессионально бессовестных людей. Как то не дотумкал ни Сталин, ни те кто был за ним — что если писатели продаются, то вся проблема в том, кто предложит больше. Даже не даст — кто больше пообещает.
И одновременно — попав в США, я понял, что мы потеряли.
Ну вот и что делать со всем с этим? А?
Хандрить я что-то начал перед Съездом. Хандрить.
Проблема не конкретно в моём отце — проблема в интеллигенции как таковой, в том, во что она превратилась к настоящему моменту и насколько готова даже не управлять — просто принимать участие в управлении страной. Ни хрена не готова! Как сказал будущий нардеп Афанасьев — наша оппозиционность была пустопорожней декларацией. И он же сказал: помимо прочего мы не умели думать, это было важнейшее наше свойство.
Только он это сказал не до того, как баллотироваться в депутаты, а после того как он и такие как он — развалили страну. Ещё он сказал: преступность подразумевает умысел, а его не было. Умысел — однокоренное слово мысль. Не было не умысла — не было мысли! Ни единой.
Приведу не свои мысли — мысли ныне живущего сэра Исаии Берлина [54] , философа, бывшего атташе британского посольства в СССР которые он изложил в своей книге «История свободы»
…
Можно было бы предположить, что результатом стольких лет сталинизма, усиленно формировавшего облик нового советского человека, будет создание нового существа, настолько же отличного от своего западного аналога, насколько советская система правления отличается от западной. Но оказалось, что это не так. Как показывают мои недавние разговоры со студентами, продавцами, водителями такси и всевозможными случайными знакомыми, результатом явилась скорее инфантильная задержка в развитии, чем иной тип взрослого человека.
54
Сейчас сэр Исайа Берлин, уроженец Риги, живший в Петрограде с 1916 по 1920 год (то есть видевший своими глазами революцию), президент британской академии наук, человек всю ночь проговоривший с Анной Ахматовой и считавший эту ночь самой важной в жизни, считается одним из крупнейших философов 20 века
…Действительно, относительное отсутствие того, что можно было бы назвать мистическим коммунизмом, — самое поразительное в так называемой советской интеллигенции. Без сомнения, много убеждённых марксистов в Польше, Югославии, где угодно, но я не верю, что их много в Советском Союзе, где марксизм стал формой принятого, неоспоримого, бесконечно наскучившего официального краснобайства.
… Один из интеллектуалов-правителей, говоря вроде бы не о себе, а об интеллигенции вообще, сказал американскому журналисту, что она, интеллигенция, совсем не хочет, чтобы рабочим и крестьянам предоставили больше личной свободы. По его словам, если бы им дали слишком много свободы, на заводах и в деревнях могли бы начаться беспорядки — стачки, забастовки, а интеллигенция, самый уважаемый класс в советском обществе, не хочет, чтобы тот порядок, который гарантирует ей заслуженный престиж и обеспеченную жизнь, подвергался опасности. «Вы, конечно, понимаете?» — спросил он.
…Итак, мы проследовали от XIX столетия, когда вся русская литература была негодующим обвинительным актом российской жизни, сквозь горькие, часто безнадёжные, противоречия и смертельные поединки 20-х — начала 30-х, их страдания и энтузиазм. Из досталинских литераторов мало кто уцелел, это великие имена, но их немного. Ими отчасти восхищаются, как полумифическими фигурами из легендарного, но погибшего прошлого. Теперь наверху агрессивные, а часто и циничные полумарксисты вполне мещанского типа; посередине — тонкий слой подлинно цивилизованных, восприимчивых, неравнодушных, часто талантливых, но слишком запуганных, политически пассивных «специалистов»; а внизу — честные, впечатлительные, трогательно наивные,
Русская интеллигенция родилась не в результате реформ Петра I, это произошло на век позже. В восемнадцатом веке в России никакой интеллигенции не было. Она родилась как побочный результат великого процесса, начавшегося в 1792 году в Париже революцией и закончившийся в 1813 году штурмом Парижа русскими войсками. Там были не только казаки. Лучшие молодые люди страны, офицеры Гвардии, просто армейские офицеры, придворные — они все оказались там, в самом центре великой истории, при этом в интеллектуальном плане не имея за душой ни гроша. Россия того времени была интеллектуальной пустыней, как впрочем и весь девятнадцатый век, оригинальным мыслителем можно признать разве что Льва Толстого, всё остальное что было в России — было вторичным, это было усвоение и переработка либо французской, либо немецкой мысли, но очень редко — британской. Побеждённые стали учить победителей, а победители, осознав всю свою интеллектуальную ничтожность стали горячо, с пылом неофитов, не рассуждая — хватать это учение, эти идеи. Уверен, что именно тогда образованные русские осознали всю интеллектуальную убогость и ничтожность России, упущенное ей время. Осознали — и стали нагонять. Идея об азиатской отсталости появилась, уверен тогда и была верной — правда лекарство оказалось едва ли не хуже болезни.
Всё это закончилось осознанием опасности Александром I, отходом его с пути реформ и началом «закручивания гаек», потом и декабристами на Сенатской площади. Николай I решил закрутить гайки ещё сильнее, один из декабристов, по словам обвинительного заключения был виновен в том, что «пытался думать»! Ездить во Францию было запрещено, кто ездил — делал это тайком. Но Николай I разрешал ездить в любимую им абсолютистскую Пруссию, а там образованное общество было ещё в большей степени восхищения французским опытом, чем сами французы. Оно кстати и понятно — ведь они в отличие от французов не почувствовали издержки радикальных учений на своей шкуре. Так образованная русская молодёжь стала перепевать «зады» французской мысли уже в немецком перепеве, и возить в Россию, и спорить до хрипоты над брошюрами немецких мыслителей (в основном кстати плагиаторов), на которых в самой Пруссии никто не обращал внимания.
Именно тогда сложились основные черты русской политической (интеллигентской) мысли
— её оторванность от русской почвы, абстрактность, нерусскость. Удивительно, но 1917 год, год когда всем пришлось вскрывать карты показал, что, несмотря на десятилетия народнической традиции, несмотря на массовое «хождение в народ» революционеры, в том числе и левые — этот народ совершенно не знают, не представляют его нужд и чаяний, не говорят с ними на одном языке. Несмотря на десятилетия попыток — они так и не соединились с народом, не перешли на его сторону, не стали одним целым с ним — и народ их не признал частью себя. Всё свелось — уже на втором году революции к «бей шляпу!». Сам факт того что человек прилично одет, носит шляпу — начал вызывать ненависть, достаточную для убийства. Скажу больше — Ленин и большевики с их программой модернизации страны, нуждаясь в образованных людях, фактически спасли тогда остатки русской интеллигенции от полного её уничтожения народом.
— её фанатическая агрессивность, неготовность не только считаться с тяжкими последствиями своих слов и действий, но и стремление именно к таким последствиям. Знаменитый террорист и убийца Степняк-Кравчинский как то сказал, что каковы бы ни были свойства русских, но перед последствиями своих рассуждений они не останавливались никогда. Образованная часть общества по умолчанию считала, что поиск истины противоречит не только удобству, но и всяческому нормальному течению жизни, и истина только та ценна, которая куплена ценой страданий и крови, возможно больших. Готовность на всё, что на свою смерть, что на чужие — доказывает искренность человека, его приверженность поиску истины, самоотречение в интересах общества. Пренебрежение своей жизнью и удобством, по мнению русской интеллигенции давало таким людям право пренебрегать и чужими. Именно это качество интеллигенция пронесёт через два столетия, и именно оно сообщит всем историческим событиям, которые русская интеллигенция вызывает, и в которых принимает участие, такой трагический для народа и страны характер. Все реформы будут носить характер слома или стремиться к нему, постепенное реформаторство будет последовательно отвергаться во имя быстрых и кардинальных, носящих характер потрясений реформ. Точнее даже не так — реформы подменялись потрясениями, причём, чем сильнее трясёт, тем лучше.