Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
– Не думаю, что эту партию можно подхлестнуть в нужном нам направлении, - покачал головой Хантингтон, - там сейчас нет такого конфликтного потенциала. А где он заметен, на границе с Вьетнамом или в бесконечных островных конфликтах, он будет развиваться в том темпе и на такую глубину, которые покажутся уместными товарищам в Пекине. И подталкивать их сейчас - означает лишь вызвать у них подозрения. Ну, а если Китай вопреки предположениям, решится вдруг пойти на север и до конца... Что ж, тогда, будем честны перед собой, все польские планы будут выметены одним ударом,
– Ладно...
– Збигнев состроил сложную гримасу, мол, «убеждён не до конца, но пока оставим», - тогда что, Ближний и Средний Восток?
Хантингтон хмыкнул, словно учитель, довольный сообразительностью непутёвого ученика:
– Точно. Энергии на Ближнем Востоке хоть отбавляй, вопрос - куда её направить. Марксизм хорош тем, что требует перемен и действий в пользу этих перемен. Но если его можно заменить радикальным исламом - то отчего бы и нет? Если удастся направить эту энергию против Москвы, а некоторые варианты просто напрашиваются, сейчас - особенно отчётливо, и не уничтожить по дороге Израиль...
– Сэм, давай откровенно, - прервал его Бжезинский, - создать некоторое напряжение вокруг Израиля нам может быть даже выгодно. С одной стороны, им придётся сильнее опираться на нас, и их поводок станет короче. С другой, мы же не предлагаем сократить или, упаси боже, прекратить помогать Тель-Авиву? Можно даже увеличить поставки новейших F-15 и F-16, вертолётов, вооружения для них, да ещё и заставить Германию всё это оплатить. Сплошной профит, в комитетах нас вполне поймут. Тогда момент революционных потрясений в Иране - это не проигрыш, что бы ни думали об этом в израильском Кабинете или в Кнессете, наоборот, у нас появляется неплохой шанс. Новым иранским властям в ближайшее время понадобится признание, а нам - возможность влиять через этот фактор на эту нетерпеливую публику...
– Всё так, - вздохнул Хантингтон, - всё так... Но, Збиг, боюсь, что, решая эти частные задачи, мы откроем ящик Пандоры и заодно вызовем демона... Через двадцать лет мы получим противостояние не по линии «Восток-Запад» со всё же вменяемым оппонентом в Кремле, а на линии «Север-Юг» с толпой религиозных фанатиков. Как бы нам не пришлось с грустью вспоминать о благословенных временах Брежнева.
– Пусть, - с усмешкой отмахнулся Бжезинский, - нам бы Советы забороть, а об исламских фанатиках пусть голова пухнет у следующего поколения политиков.
– То, что в итоге неизбежно будет похоронена разрядка, а курс на сотрудничество с СССР будет признан несостоятельным, тебя, очевидно, не беспокоит, - начал рассуждать вслух Сэмюэль, - но ведь тут придётся поддерживать вполне враждебные нам политические течения и режимы, желающие буквально убивать американцев. Вещь скользкая с любой точки зрения. Ты не боишься, - прищурился Хантингтон, - что каждый труп американца в Иране, если там дойдёт до обострения специальных игр и оперативных комбинаций, повесят на тебя? Да
Збигнев криво ухмыльнулся, демонстративно-медленно поднял вытянутую руку над чайным столиком, медленно сжал кулак и так же медленно опустил его на стол, словно что-то придавливая:
– Carthaginem esse delendam!
– Понятно, - у Хантингтона наконец получилась одобрительная улыбка. Потом глаза его хитро блеснули сквозь щёлки припухших век.
– А от меня-то ты чего хочешь?
Збигнев свёл ладони, задумчиво постучал кончиками пальцев друг по другу, потом посмотрел прямо в глаза собеседнику и твёрдо сказал:
– Поддержки в Совете национальной безопасности перед президентом по этому вопросу.
Хантингтон посмотрел на него удивленно.
– То есть, - сказал с сомнением в голосе, - ты хотел бы моей поддержки в СНБ перед президентом против сенатского комитета в делах, явно задевающих интересы Израиля? Невозможно, ты сам всё понимаешь. Несопоставимые весовые категории, даже если действовать через президента. Особенно сейчас... Республиканцы вообще могут нацелиться на реванш за отставку Никсона.
– Погоди, - Бжезинский помахал успокаивающе рукой, - я всё же не первый год в Вашингтоне. Я не собираюсь размахивать флагом, де, давайте «сольём» шаха, потому что Хомейни лучше уязвит Советы. Это, конечно, было бы глупостью. Но ты же понимаешь, что моя позиция в Администрации позволяет, к примеру, тихо придерживать наиболее громкоголосых защитников Пехлеви?[18] Просто мы могли бы вроде как порознь им оппонировать, опираясь на вполне разумные доводы. К примеру, шах давно уже закрывает глаза на деятельность коммунистов из Туде[19] и, вообще, глядя на Афганистан, готов сейчас работать с СССР даже в столь чувствительной для нас области, как военная. А поставки вооружений - это и советники, которые заодно - советская резидентура. Это же разумная оппозиция Вэнсу[20] и Госдепу?
– Разумная...
– задумчиво согласился Хантингтон, и тут же предупредил: - но многого от меня не жди.
– Всё же я буду надеяться на тебя, - многозначительно заключил Бжезинский.
На самом деле, он был доволен этой частью беседы. Даже нейтральность Хантингтона в этом вопросе стоила многого. Сэмюэль не был его человеком. Состоявшийся корифей политологии вообще был той «кошкой, что гуляет сама по себе», сохраняя свою автономность и достаточное влияние независимо от конъюнктурных покровителей и номинального положения в государственной системе.
У него, как и Джозефа Ная,[21] был свой «конёк», свой взгляд, в рамках которого находились вполне убедительные решения для большинства профессиональных вопросов: «цивилизационный подход» у одного и «мягкая сила» у второго. Это были умные люди, смотревшие на вещи под своеобразным углом, а потому способные увидеть важные моменты, незаметные иным советникам и экспертам. Идеи Джозефа уже дали немало в копилку «Полонии». Да и для работы с советскими «друзьями» они подходили прекрасно - «размягчать» Советы придётся долго, но начинать это делать надо уже сейчас.