Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
Естественно, что после ужина с Хаимом все три позиции тут же стали известны Мойнихену, и теперь этот ирландский пройдоха пользуется моментом для подтверждения своего реноме верного и бескорыстного соратника Израиля.
Под эти размышления Бжезинский как-то спокойно перенёс возмущение Пэта коварными планами председателя Совета национальной безопасности, оказывается, едва ли не вознамерившегося превратить консультативный орган администрации президента в личную разведку для реализации собственных, хорошо хоть пока не корыстных, интересов. Эта мысль просто сочилась из трубки сквозь хрипловатые вежливые периоды с обильными ссылками на материалы комиссии Черча и отсылками к самому Рокфеллеру.
– ... Да, сенатор... Вне всякого сомнения... Можете быть уверены, что нашим союзникам не о чём волноваться. Их интересы учтены при любом исходе. Скорее проблемы возможны у некоторых арабских лидеров, - это было уже почти на грани
Когда запал Мойнихена начал проходить, Збигнев весомо сказал:
– Со всем уважением, сенатор, но завтра или послезавтра мы будем делать доклад заместителю директора Компании по планированию. Затем, с учётом внесённых корректив, президенту. После этого, максимум... максимум в течение недели представим в ваш комитет. Сейчас прорабатываем разные варианты, однако всё делается буквально в темпе реального времени и выходит пока слишком сыро, чтобы предъявлять эти материалы кому-либо, кроме внутренней команды...
Пэт Мойнихен помолчал, грозно сопя в трубку, потом возобновил натиск с другого фланга:
– Я ожидаю, что вы не ограничитесь ближневосточным направлением и обязательно учтёте в докладе ситуацию вокруг нового источника в Ленинграде. Пусть лично вы и считаете его пока недостаточно проверенным, но исходящая от него информация полностью подтвердилась и уже дважды принесла нам очевидную пользу. Колби вы привлекли к разработке этой темы, и это правильно - кажется, у него есть какие-то своеобразные идеи? Так задействуйте, в конце концов, и Энглтона.[13] Может быть, пройдя через фильтр его подозрительности, этот источник очистится от ваших сомнений? К слову, Джеймс сейчас гостит в Израиле, но готов оперативно включиться в такую работу...
Бжезинский даже невольно ухмыльнулся, представив себе «радостное» лицо Колби, на которого опять «упадёт» параноик Джеймс Энглтон. Хотя это было бы совсем не смешно, разумеется...
– Благодарю вас, сенатор, за свежую идею, - начал церемонно закругляться Збигнев, - мы обязательно учтём ваши соображения.
– Не забудьте, мы с большим нетерпением ждём результат вашей работы, господин Бжезинский, - Мойнихен постарался оставить последнее слово за собой.
«Только интереса произраильского лобби и Моссада к Ленинграду нам не хватало, - раздражённо подумал Збигнев, опуская трубку, - не дай бог, сведут к этому же источнику и историю с Альдо Моро - и в Ленинграде будет не протолкнуться от заинтересованных лиц минимум трёх сторон. А если подтянутся ещё и неизменно любопытствующие англичане со шведами? Настанет Вавилон, пока КГБ не надоест отслеживать и укрощать всю эту толпу шпионов... Тогда парни из Комитета возьмут большую мухобойку, всех разом прихлопнут, и работать там станет совершенно невозможно. А мы до сих пор ничего внятного там сделать так и не успели - аналитики умствуют, оперативники роют - и всё без толку... Территория противника, конечно, не режим наибольшего благоприятствования, но пора ускорить процесс, пусть даже если ещё и не подготовлены все ресурсы для правильной осады.
А потом, с учётом новых фактов, стоит ещё раз крепко подумать и подумать всерьёз, имея в виду восстановить целостное представление о Главном Противнике, так неприятно пошатнувшееся в последние месяцы...»
Бжезинский вернулся к скучающему Хантингтону:
– Так что, Сэм, - сказал, опустившись на диван напротив, - значит, у тебя есть идеи, как укрепить в русских желание заглотить эту приманку?
Тот «вывесил» фирменную гномью полуулыбку и охотно пустился в прерванные рассуждения:
– Понимаешь, Збиг, просто запустить гражданский лайнер по такому маршруту недостаточно, даже если проложить его курс максимально нагло - прямо над особо охраняемыми объектами на Камчатке и Сахалине. У русских может хватить ума просто отжать его обратно в международное воздушное пространство, и мы ничего, по сути, не получим. А вот чтобы этого не случилось, надо обязательно сделать две вещи, - и он показательно оттопырил два пальца.
– Во-первых, надо предварительно настроить их ПВО на максимально жёсткую реакцию. Для этого следует за несколько месяцев до самой акции осуществить демонстрацию, в результате которой у русского командования полетят головы. К примеру, провести вдоль границы манёвры, в ходе которых несколько наших самолётов осуществят имитацию бомбометания по погранзаставе на каком-нибудь островочке на Курильской гряде.[14] Пока русские поймут, в чём дело, пока поднимут, если поднимут, самолёты - наши уже уйдут в нейтральную зону. Тогда заработает и наберёт необходимый ход тяжеловесная советская военно-бюрократическая машина - с поркой провинившихся, понижениями в должностях, приказом по войскам ПВО... И следующий командующий местным ПВО будет больше бояться проявить «неуместную мягкость», чем отдать команду на применение оружия, - тут вечная полуулыбка сползла с лица Самюэля. На мгновения гном стал очень злым и напомнил Збигневу уже не столько добродушного персонажа Диснея, сколько Менахема Бегина, в ярости громящего оппонентов с трибуны в Кнессете.
– Разумно, - качнул головой Бжезинский.
Хантингтон посмотрел на него неожиданно холодно, но потом вернул полуулыбку, теперь ставшую чуть укоризненной.
– Второе, что надо обязательно сделать, - сказал он, привольно откинувшись на спинку дивана: - создать у русских ощущение комплексности разведоперации. Для начала, в ходе самой акции необходимо на какое-то время свести на русских локаторах отметки гражданского самолёта и нашего разведчика в одну точку - пусть они исходно предполагают, что нарушитель - разведчик. Далее, уместно было бы также синхронизировать операцию с положением наших разведывательных спутников. Даже если русские окажутся неподатливы, мы получим максимальный объем развединформации. Ну, и, наконец, главное: если они ещё к тому моменту не завалят этот самолёт, то следует в финале создать полное впечатление подготовки к прорыву рубежа противовоздушной обороны с обеспечением коридора выхода основного разведчика из советского воздушного пространства. Скажем, заранее перебросить с Кадены в Мисаву[15] эскадрилью «Фантомов» - пусть в нужный момент изобразят «группу открытия ворот», направляясь к точке выхода лайнера из советского воздушного пространства. И прикрыть их группой «взломщиков» на «Праулерах». Хотя... У нас же теперь появились «Рейвены»?[16] Вот пусть они обкатаются в деле. Добавить к этому спасательную вертолётную эскадрилью, а так же развернуть на Мисаве штаб экспедиционной тактической авиагруппы. Такая возня под носом у русских с высокой вероятностью заранее обратит на себя внимание их радиотехнической разведки, настроив руководство местного ПВО на соответствующий боевой лад. Вот как-то так... А провести детальное планирование далее сможет и мало-мальски подкованный клерк.
– Будем считать, что в общем виде набросок у нас есть, - согласился Бжезинский, - и предположим, что это первый элемент большой кампании по прикрытию «польского плана». А если уточнить и развить - что получается?
Хантингтон заёрзал, лицо его стало кислым:
– Сказать можно многое, но пока в целом это не будет одобрено президентом, получится пустой разговор вокруг твоего «польского проекта», - неразборчивой скороговоркой пробормотал он.
– Нашего, Сэм, нашего!
– резко прервал его Бжезинский. На щеках у него зацвели неровные красноватые пятна. Сейчас ему очень хотелось то ли жахнуть по столу кулаком, то ли по Хантингтону тяжёлой металлической линейкой - той, что он воспитывал дома дочь.
– Польша сейчас - наиболее слабая из передовых позиций Советов, - сказал он, переведя дух.
– И ты хочешь посильнее укусить их за пятку?
– насмешливо прищурился Хантингтон. Похоже, реакция Збигнева его только позабавила.
– Нет, - решительно отозвался Бжезинский, - нет, не укусить.
Он резко встал и прошагал к окну. Остановился, обхватив себя за локти, и посмотрел на флаги.
– Сэм, - сказал он всё так же глядя в окно, - я считаю, что мы можем окончательно закрыть советскую проблему, пусть не сразу, не через пять-десять лет, но в обозримые сроки. Надо свалить их в кризис, потом - размягчить, и уже следом - выпотрошить. А раз мы можем закрыть эту проблему, то и должны. Это наша главная стратегическая задача. И Польша сейчас - это барбакан[17] всего советского замка... Если мы возьмём Варшаву, то сможем стучать тараном прямо в ворота Кремля. Сэм, - он повернулся и смягчил тон до просительного, - меня очень беспокоит то, что Советы начали противодействовать дестабилизации в Польше чуть ли не раньше, чем мы вообще её запустили. В свете этой их нерасчётной шустрости вопрос прикрытия польского проекта приобретает для нас особую важность. Русских надо срочно отвлечь от разворачивающихся в Польше событий, пусть они думают о них в третью очередь. Право, я ведь уже даже начинаю на самом деле жалеть, что у халькистов ничего не вышло. Был бы такой идеальный подарок Кремлю... Давай подумаем, что мы можем им оперативно смонтировать?
Хантингтон покивал.
– Ладно. Ты, в целом, мыслишь в правильном направлении: возможно, единственный радикальный способ обеспечения польского проекта - это обеспечить «распечатку» нашим разведывательным сообществом нового направления - агрессивных лидеров как с шиитской, так и с суннитской стороны исламского мира. Хомейни и пакистанские муллы - вот кого надо разрабатывать.
– А, может, Китай?
– Бжезинский вернулся на диван, но присел на самый его край, наклонившись к светилу политологии.
– Они уже начинают посматривать по сторонам, например - на Индокитай. Может быть, попробуем подтолкнуть их и на север?