Спастись ещё возможно
Шрифт:
— Почему увы? — не поняла Евгения, а потом развела руками. — Что ж, в конце концов, ты вправе сам решать, все равно ведь не передумаешь. Может быть, в чем-то ты и прав, может быть так и надо — не знаю.
Она молчала и растерянно смотрела, как Сергей одевает заношенное старомодное пальто, нахлобучивает помятого кролика и уже в спину ему шепнула:
— Ты, знаешь, не обижайся на меня. Заходи, Сережа, почаще, не забывай…
* * *
Перед сном он достал заветную тетрадочку, куда записывал некоторые поучения отца Илария, и прочитал:
“Истинные крестоносцы — мученики, ибо они разделили с Господом все страдания и ужас смерти. Мы же боимся креста и не желаем его, хотя часто
“Я пшеница Божия, — далее читал Сергей предсмертные слова мученика за Христа, мужа апостольского Игнатия Богоносца, — пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я остался чистым хлебом Божиим...”
Я пшеница Божия…
* * *
107 год от Рождества Христова.
Антиохия — Рим
Император Марк Ульпий Траян, получил от сената титул “наилучший из императоров”. Сам же о себе он говорил так: “Я хочу быть таким императором, какого я бы сам себе желал, если бы был подданным”. Наверное — ему это удалось. Он был справедлив, скромен, прост в обращении и доступен. Он был удачливым воином и полководцем: все, начатые им войны принесли Риму победы. Так, за победу над даками он получил титул “Дакийский” Но… он был язычником. Он воздвиг новые гонения на христиан, утихшие было после убийства кровожадного Домициана. Упоенный своим воинским счастьем, он решился вовсе поразить христианство и издал указ, чтобы христиане приносили жертвы богам вместе с язычниками, угрожая нарушителям сего смертью. Это было в 106 году по Рождеству Христову, в 9 год его царствования.
В 107 году войско Траяна, двигаясь в поход на армян, достигло пределов Антиохии. И здесь силой оружия навязывалось исполнение противохристианского указа.
Тогда-то муж апостольский Игнатий “доблестный воин Христов”, — который, по словам Златоуста, был образцом добродетелей, и являл в лице своем все достоинства епископа, добровольно явился к императору, чтобы, если возможно, отклонить его от гонения на христиан, или умереть мучеником за имя Христово. Траян встретил его словами:
— Кто ты, злой демон, старающийся нарушать наши законы, и побуждающий к этому других; чтоб и они погибли несчастно?
— Никто Богоносца не называет злым демоном, — возразил Игнатий, — злые духи бегут от рабов Божиих. Если же ты называешь меня злым для этих демонов, потому что я неприязнен им, тогда я согласен.
— А кто такой Богоносец, — спросил Траян.
— Тот, кто имеет Христа в сердце своем, — отвечал Игнатий.
— Разве мы, как думаешь ты, не имеем в душе богов, которые помогают нам против врагов? — удивленно спросил Траян.
— Лишь по заблуждению величаешь ты языческих демонов богами: един есть Бог, сотворивший небо и землю и море и все, что в них, и един Христос Иисус, Единородный Сын Божий, в царство Которого я желал бы быть принятым.
— Ты говоришь о Том, что распят при Понтии Пилате? — спросил император.
— Да, о Том, — отвечал Игнатий, — Который распял на кресте мой грех вместе с виновником его диаволом, и всю демонскую злобу и лесть.
— Итак, ты носишь в сердце Распятого? — сказал Траян.
— Да, — подтвердил Игнатий.
Тогда император произнес определение отвести Игнатия в оковах в Рим и там предать на съедение зверям для забавы народа.
Услышав смертный приговор, исповедник с радостью воскликнул:
— Благодарю Тебя, Господи, что Ты удостоил меня засвидетельствовать
С радостью он возложили на себя оковы, как будто прекрасное ожерелье из жемчуга, — драгоценное украшение, с которым он желал и воскреснуть в будущей жизни и в слезной молитве, вручив Богу оставляемую им паству, отдался воинам, которым назначено отвести его в Рим.
Путь святого Игнатия к месту мучений стал путем крестоношения и терпения, и вместе с тем — путем славы и торжества христианской веры и ее исповедника. Чтобы римские христиане не возымели малодушного намерения отклонить его смерть, Игнатий в самых трогательных увещаниях просил римских христиан не препятствовать ему соединиться со Христом чрез мученический подвиг. “Боюсь любви вашей, — писал он, — чтобы она не причинила мне вреда... Не делайте для меня ничего, кроме того, чтобы я покорен был Богу... Я пишу всем Церквам и всем свидетельствую, что добровольно умираю за Бога, если только вы не воспрепятствуете. Умоляю вас: не оказывайте мне неуместной любви. Оставьте меня сделаться пищей зверей и посредством их достигнуть Бога; я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я остался чистым хлебом Божиим. Лучше приласкайте зверей, чтоб они сделались гробом моим, и ничего не оставили от моего тела, дабы и по смерти не быть мне кому-либо в тягость… Простите мне, братие! Не препятствуйте мне войти в жизнь, не желайте мне смерти. Хочу быть Божиим,— не отдавайте меня миру. Позвольте мне быть подражателем страданий Бога моего. Кто сам имеет Его в себе, тот поймет, чего желаю я, и окажет мне сострадание... Живой пишу вам, горя желанием смерти. Моя любовь распялась, и нет во мне огня, любящего вещество, но вода живая и говорящая во мне, изнутри взывает мне: “иди к Отцу”. Молитесь обо мне, дабы я этого достиг. Не по плоти я написал вам это, но по воле Божией”.
Это изумительное послание было написанное 24 августа 107 года…
Он был отведен в Рим в амфитеатр, где зрелища вот-вот должны были окончиться, и предан голодным зверям, которые в одну минуту растерзали и съели его. Они словно выполнили его желание и по смерти никого не обременять: от его тела остались лишь немногие твердые части, которые были собраны верующими и перевезены из Рима в Антиохию.
Согласно сказанию мученических актов, смерть святителя Игнатия последовала 20 декабря 107 года. В этот день и доселе празднуется память его во вселенской Православной Церкви.
Император Траян прожил еще десять земных лет и скончался в Киликии на пути в Рим…
Двести лет спустя великий православный подвижник, Макарий Египетский вопросил найденный им в пустыне человеческий череп, принадлежащий некогда начальнику языческих жрецов:
— Какова ваша загробная участь?
— Как далеко отстоит небо от земли, — со стоном отвечал череп, — так велик огонь, среди которого мы находимся, палимые отовсюду с ног до головы. При этом не можем мы видеть лица друг друга. Когда же ты молишься за нас, мы отчасти получаем такую возможность, и это служит нам некоторым утешением…
Некоторым утешением…
* * *
На следующий день Сергей проснулся с мыслью, что медлить больше нельзя. “Чего зря тянуть? — подумал он, — Лучше побыстрее довести все до конца”. Прежде он планировал закончить дела с квартирой, передать деньги, а потом уже это… но ждать еще неделю вдруг стало невмоготу. Он встал. За окном была ночь и тишина. Он прочитал утренние молитвы и канон Ангелу хранителю, чтобы получить вразумление. Постоял, стараясь уловить первую, самую правильную, — как учат старцы, — мысль и почувствовал, что уверенность идти именно сейчас только укрепилась…