Спастись ещё возможно
Шрифт:
Тут ночь прорезал жуткий хохот, похожий больше на завывание голодной волчьей стаи.
Фока уже не почувствовал, как вырвался, наконец, на волю ручеек и побежал себе через коленки на заледеневшие шпалы. В это время его грубо втаскивали на дрезину, и в нем от жутких предчувствий все обмерло и оборвалось.
— Мы тебя любим, — с хохотом выкрикивал все тот же ужасный голос, — очень-преочень.
Дрезина сорвалась с места и мгновенно набрала скорость. Обрушившийся шквальный ветер уносил прочь и жуткий хохот, и крики, развеивая их в ночи, но отдельные слова были хорошо слышны, и Фока мечтал сейчас стать слепым и глухим.
— Доставим тебя до самых врат… по высшему разряду… а времени потом хватит…
Впереди из темноты вдруг вырос сноп
* * *
Рано утром майор Борский узнал о случившемся из сводки ночных происшествий. У Фоки были с собой документы, и с опознанием трупа проблем не возникло. Причиной смерти предположительно значилось падение со скорого поезда… “Какого рожна он там делал? — ругнулся Борский и тут же задумался: — Как вообще он мог там оказаться, ведь перезванивались часов в восемь, перед моим визитом к Прямкову?”
Он тут же выехал к месту происшествия. Не доезжая переезда, заметил знакомый джип. Двери оказались не заперты, но все, на удивление, цело. Если кто и подходил, то, видно, не решился вломиться в явную машину бандюгана. Теперь все становилось еще более запутанным и странным. “Если машина здесь, — раскладывал факты по полочкам Борский, — то как он мог в это же время быть в поезде? Чепуха”.
Он отпустил служебную девятку и вернулся в город на джипе. С Фокиной машиной решил раскумекать потом, до времени упрятав ее в укромное местечко. А пока надо было разбираться с таинственной смертью самого Фоки, да и Прямкова следовало дожимать. О всем этом Борский размышлял, сидя в своем кабинете, и казалось ему уже, что нет худа без добра. “Вот и джипарем нежданно обзавелся, — удовлетворенно думал он, — и деньгами Прямкова ни с кем не надо теперь делиться. Славно!”.
Только ничему этому не суждено было сбыться. После обеда его арестовала служба собственной безопасности. Он был взят, что называется, с поличным в момент получения взятки, состоящей из двадцати предварительно помеченных стодолларовых купюр: зашел подследственный и вручил, а он, лопухнувшись, принял лично в руки. Вот так! Что ж, и на старуху бывает проруха, а жадность, как известно, фраера сгубила… Зачурали копача!
* * *
Сергея не покидало чувство тревоги. В любую минуту он ждал недобрых вестей от Борского. Навестив отца, уточнил про долг. Как и предполагал — все полуправда. Долг был, но весьма пустяковый — в три тысячи долларов.
— Срочно надо было, — оправдывался отец, — я у Сулеймана и взял, да все не получается вернуть: дела неважнецки идут. Но я ему Фольксваген свой отдал, он вроде как не в обиде. А с прокуратурой — было дело, да быльем поросло. Это с тогдашним областным руководством было связано, все и замяли. Так что едва ли теперь серьезный повод можно найти…
Минул день, другой, третий — никто не беспокоил. “Сам не пойду больше, — решил Сергей, — хватит, исполнил свой долг, явился, донес на себя — пускай теперь поступают, как знают”.
За это время он побывал во всех городских храмах. И в том, — Успения с Полонища, — в который однажды чуть было не вошел. Встретил и того самого парнишку, своего тезку Сергея, который его так любезно приглашал тогда внутрь, и даже познакомился с ним. Постепенно все неприятные ожидания, связанные с майором Борским и Фокой, поблекли и переместились на дальний план. Он получил деньги за квартиру и отвез их в святую Снетогорскую обитель. Причем сделал это
Эта жизнь, которую он только что медленно для себя открывал, была настолько необъятна, настолько полна светлых благодатных моментов и встреч, что все прочее, относящееся к прошлому, стало маловажным и постепенно просто-напросто умирало. Он жил теперь в маленькой однокомнатной квартирке, устроился на работу дворником и подметал дорожки в детском парке, где, собственно, все для него и началось…
Он выбрал себе духовника. Помня наставление отца Илария, он отнесся к этому очень серьезно. Побывал на исповеди у разных священников, но как только оказался под епитрахилью у этого — понял, что больше никуда не уйдет. Нашел! Он выполнял наложенные епитимии, но совесть нет-нет давала о себе знать и требовала какого-то сугубого наказания за прошлые грехи. “Господи, да будет воля Твоя, — думал он в такие моменты, — если надо, дай мне пострадать, что бы не подпасть более суровому суду”. И дал таки Господь…
* * *
На второй седмице Великого поста, аккурат на сорока мучеников, он, побывав прежде на литургии, отправился на работу. Мел, как водится, в парке дорожки и вдруг увидел, как группа подвыпивших подростков, человек из пяти, пристает к какой-то юной парочке. Слово за слово, началась драка, вернее избиение, потому как силы были совершенно неравны. Сергей бросился разнимать. Просил по-хорошему, пытаясь оттеснить нападавших от растерявшегося и вконец испуганного кавалера. Подростки же в пьяном кураже наседали, впрочем, больше в пустую махая руками: драться никто из них толком не умел. Сергей, без сомнения, разметал бы всю их пьяную компанию в считанные мгновения, — сил и умения для этого было предостаточно… Раньше… Теперь, вместо этого, лишь уговаривал прекратить, больше подставляясь под удары и закрывая собой незнакомого парнишку. Эта его пассивность была расценена малолетками как слабость.
— Вали отсюда, мужик, пока жив … — перекосившись от злобы, орал тощий угреватый юнец и махал пустой пивной бутылкой.
— Выброси, — крикнул ему Сергей, в тоже время отталкивая от себя другого подростка, без толку молотящего куда ни попадя кулаками.
— Да я тебя… — юнец метнул бутылку, целясь в лицо.
Сергей уклонился и ответил встречным слева — вполсилы, но подростка словно сдуло на асфальт. Сергей огляделся. Чуть поодаль двое вполне серьезно молотили ухажера, а девица, сидя на газоне, в голос ревела: видно и ее кто-то в суматохе приложил. “Пора, сколько можно цацкаться!” — это решение созрело мгновенно и Сергей тут же отправил в нокаут еще одного из нападавших. И все равно, он сдерживал силы, не позволяя себе развернуться во всю мощь. Где-то на краю сознания звучало такое знакомое “Господи, помилуй” (словно рядом храм с открытыми настежь дверями, а в нем служба) — это-то именно и сдерживало… Сергей отшвырнул еще двоих, пытающихся добить стоящего на четвереньках ухажера и помог тому подняться. Паренек, всхлипывая, размазывал по щекам смешанную с грязью кровь.
— Цел? — спросил Сергей, участливо поглаживая его по спине.
Паренек качал головой и пытался что-то сказать, но сквозь разбитые губы прорывалось лишь шипение, да вздувались кровавые пузыри.
— Идите, вам надо к врачу, — Сергей легко подтолкнул его к девице, — я тут сам разберусь…
Но пацаны, неожиданно, оказались упорными, или алкоголь все еще продолжал будоражить кровь? Сергей, почувствовав вдруг опасность, обернулся и едва успел увернуться от удара палкой. Косым свингом, отработанным до автоматизма, он издали достал пацана, и его поднятая в очередном замахе палка улетела далеко в сторону, а сам он, на мгновение зависнув в воздухе, тяжело рухнул на асфальт. “Готов”, — успел подумать Сергей, и в головне его тут же взорвался огненный шар… и тысячи искр брызнули из глаз…