Спецназ Его Императорского Величества
Шрифт:
Выпад первого из противников Катрин оказался крайне неудачным. Удивительным образом он умудрился промахнуться мимо «мамзели», и ее, точнее, бывшая главаря разбойников сабля, вышла у него из спины, намертво застряв между ребрами. Его напарник, увидев, что Катрин безоружна, метнулся вперед, сверкая злобным оскалом. Последняя, не принимающая до сих пор участия в схватке тарелка, теряя клубнику, ударила в кадык. Шпага, еще пять секунд назад находившаяся в руках бандита, перекочевала к мадемуазель, а еще мгновение спустя проткнула его сердце.
Гример вступил в своеобразную перестрелку с вооруженными ружьями мужиками. Выстрелив с обеих рук, он не получил ничего в ответ, поскольку оказался предельно точен — обе пули угодили в лоб искателям счастья на большой дороге.
Слуга отменным броском послал дубину в затылок здоровенному детине с вилами, продемонстрировав тем самым хорошее знакомство с любимой игрой русского полководца Суворова. Наклонившись, он подобрал вторую, но больше исполнение приемов, позаимствованных из городков, не понадобилось. Кучер выскользнул из-за дерева, сложенные лодочкой руки выпустили нож, и хлюпающий звук вырвался из горла разбойника. Последнего заколол гример, показав высокий класс не только в стрельбе, но и в фехтовании на вилах.
— Ламбер! — в голосе мадемуазель Катрин слышалась сталь. — Добить всех! Никто не должен рассказать, что здесь произошло. Даже случайно. Да! И гильзы собери.
Потом, повернувшись к кучеру, который уже разрезал веревку ножом, вынутым из-за другого голенища, приказала:
— Запрягай!
Смоленск со своими пятнадцатью тысячами жителей выглядел просто муравейником. До поздней ночи по улицам катились экипажи, кареты, повозки. Слуги выносили корзины, дорожные сумки, баулы, ридикюли и другую поклажу. Знать собиралась. Все более-менее ценное загодя отправлялось в глубь России под присмотром слуг. Хозяева пока выжидали, готовые в любое время последовать за ними.
Все разговоры на улицах, в салонах, лавках, трактирах, банях сводились к одному — войне. Наполеон уже в Витебске, но русские армии наконец соединились, и теперь его ждет жесткий отпор. Чудовище, подмявшее под себя всю Европу, получит тяжелое поражение, поскольку ему придется иметь дело с учениками Суворова, не раз французов бившего. Аустерлиц и Фридланд в разговорах не присутствовали, поскольку даже думать о них считалось неприличным.
Накал антифранцузского настроения был настолько велик, что Доминик Левуазье решил сменить обличие актрисы мадемуазель Катрин. Теперь это была графиня Возьмитинская, прожившая в Париже почти пять лет, с тех самых пор, когда Россия и Франция стали друзьями после заключения Тильзитского мира. Теперь она возвращалась в родовое имение под Самарой. Вполне понятный французский акцент не только графини, но и ее слуг легко объяснялся этим фактом.
Графиня Татьяна Возьмитинская нашла временный приют в доме князя Огнинского, важного чиновника, отвечавшего за снабжение всей губернии. В молодости князь был знаком с графом Возьмитинским Александром Васильевичем, за сына которого и вышла замуж юная баронесса Татьяна Витон. А в восемьсот седьмом ее муж скончался во французском плену от смертельных ран, полученных под Прейсиш-Эйлау. Все было именно так, за исключением некоторых мелочей — настоящая Татьяна Возьмитинская так и жила в имении под Самарой. А все необходимые сведения о ней рассказал муж. Откуда он мог знать, что русский офицер, с которым он познакомился в плену, на самом деле француз Луи Каранелли?
Ужинали поздно, ждали князя, который задержался на совете, проводимом военным министром Барклаем де Толли.
— А скажите, ваше сиятельство, правда ли, что дед Багратиона — армянский царь? — вопрошала мужа княгиня Анна, в девичестве графиня Истомина.
— Нет, ангел мой, род Багратионов идет от грузинских царей.
— Ах, какая разница! Главное, он царских кровей. Говорят, это французское чудовище Наполеон очень боится князя Багратиона.
— Да, Петр Иванович громил его не раз!
— А почему не разгромил до сих пор?
— Видишь ли, ангел мой, у князя очень маленькая армия. Но все равно он не дал разбить себя и привел сюда полки и дивизии.
— Да. Я сегодня ездила по городу. В Смоленске теперь так много офицеров!
— О! Их настолько много, что ни я, ни весь мой департамент не знает, чем кормить этих офицеров. Просто ума не приложу! В армиях Багратиона и Барклая ровно в десять раз больше солдат, чем жителей Смоленска!
Князь Огнинский не заметил, как по нему вдруг скользнул острый взгляд графини, через долю секунды, впрочем, ставший спокойным и равнодушным.
— Но дорогой мой, теперь у князя Багратиона большая армия и он побьет Наполеона! — Анна всегда гордилась своим умением мыслить логически. — А где они будут сражаться? Хорошо бы в Краснинском предместье! Мы могли бы посмотреть с Королевского бастиона. Это, наверное, очень красиво!
— Нет, дорогая моя! Война — это не такое великолепное зрелище, как парад. Кровь и грязь. Сражение будет под Витебском. Обе армии послезавтра с утра выступают навстречу Наполеону. А что это наша гостья так молчалива? Вам не нравится ужин? Может, приказать подать что-нибудь?
— Нет-нет, князь! Все великолепно! После стольких дней в дороге ваш дом — это оазис в пустыне. Просто у меня немного болит голова.
— Графиня! Я знаю, что мы сделаем! После ужина мы отправимся с вами на прогулку по городу, и вы забудете про боль. Мне всегда это помогает. Дорогой, ты поедешь с нами?
— Увы! Я бы рад, но мне нужно еще посидеть с бумагами. Армии нужно снабдить провизией в дорогу.
Доминик только удивлялся, как удачно для него складывается сегодняшний день. Еще въезжая в город через Молоховские ворота, он обратил внимание на пару десятков разбросанных в грязи синих ленточек. Они валялись там, где и должны были быть — сразу за воротами. Офицеры Каранелли, идущие с армией Барклая, уже в городе. Слуги графини Возьмитинской «растеряли» три дюжины невзрачных черных ленточек.
От Сенной площади поехали вниз к Днепровским воротам. Несмотря на то, что солнце уже село и первые сумерки опустились на город, по улицам гуляло много народу. Графиня Возьмитинская попросила остановить карету возле Соборной лестницы, где на ступеньках, как обычно, собирали милостыню нищие. Слуга графини, спрыгнув с запяток, взял у госпожи монету. Ловко уворачиваясь от тянущихся рук попрошаек, он поднялся на первую лестничную площадку, где с безучастным видом сидел чернявый босой мужик в грязной рваной рубахе. Вложив подаяние прямо в руку, слуга вернулся к карете, не обращая ни малейшего внимания на остальных нищих.