Спецназ обиды не прощает
Шрифт:
Толпа потопталась и повернула назад. В соседнем дворе история повторилась. Так бы и гуляли они по дворам, если бы не прибежали пацаны и не рассказали, что в новых районах уже разнесли несколько дорогих квартир — ювелира, товароведа и еще кого-то, чуть ли не секретаря горкома. Толпа двинулась на другой конец города, где уже что-то горело. Проходя мимо отдельно стоящего дома, Сурен предложил туда заглянуть, благо никаких беседок здесь не было. Но перед подъездом была скамейка, на которой сидели два амбала, два огромных людоеда. Даже сидя на скамейке они были выше подошедшего к ним Сурена. У людоедов не было в руках ничего, и толпа подошла поближе.
«Армяне в доме есть?» грозно спросил Сурен. «Рагим-джан, что им надо?» спросил один людоед у другого. «Не знаю, Салман-бек». «Армяне убивают наших земляков, отнимают нашу землю, а вы тут сидите и прячете армян!», буром попер на них Сурен, заводя толпу. «Иди, поищи, может быть, найдешь», сказал один из людоедов, встал, схватил Сурена за шкирку и швырнул его в подъезд. Двери, между прочим, были закрыты, но это не помешало бедному Сурену оказаться где-то глубоко внутри. «Еще кто-нибудь хочет поискать армян?» — спросил второй людоед, нетерпеливо потирая руки. «Нет? Тогда забирайте свое говно».
Панин уже слышал эту историю от одного из «людоедов», Соломона Маргулиса. Правда, в первом варианте двери вышибались лбами пяти, а то и семи погромщиков. Но тексты реплик совпали, и это было приятно.
Всю ночь шайка Муртазанова бродила по городу, но ничем серьезным поживиться не удалось. Так, пара золотых колец да несколько цепочек. Многие рассчитывали конкретно развернуться на следующий день, но Махсум знал от верных людей, что утром надо будет рвать когти. Двадцать четыре часа, отведенные на разграбление города, истекали. Они вскрыли гараж и уехали на стареньком «рафике», вот и вся добыча.
Правда, Лезгин напомнил, что в этот «рафик» они загрузили то, что смогли хапнуть в хозяйственном магазине — утюги, электродрели, мясорубки. И именно с этим товаром, когда наступил подходящий момент, они впервые вышли к иранской границе для натурального обмена. Значит, можно считать, что в Сумгаите они не зря провели время.
Говорят, где-то было много погибших, но Махсум не попал в те дворы, где шла настоящая резня. Говорят, много порезали в квартале у въезда в город: там скопились какие-то беженцы из Армении, и они творили полный беспредел. А в остальных местах просто грабили, разносили чемоданы с приданым, пуховые подушки, уцелевшую посуду. Ну, насиловать насиловали, было, но ведь не убивали. Нормальный деловой погром. Причем ведь громили не всех. Только дойдет до дела, только выйдут на чисто армянскую квартиру, как в толпе найдется какой-нибудь близкий знакомый и начнет уводить народ в сторону. Мол, квартира бедная, а у хозяина мать азербайджанка, и вообще половина семьи — мусульмане. Неудобно как-то. Пошли лучше к соседнему дому.
И швырнув для острастки пару камней по темным окнам, толпа перетекала в соседний двор, заполняя его свистом и гомоном, и уже оттуда неслись крики, удары, звон стекла…
Слушая, как Махсум вспоминает с друзьями те давние события, Панин старался сдержаться и не вставить пару вопросов. Например, от кого конкретно они узнали, что в Баку «что-то будет»? Кто именно предупредил их, что пора скрываться?
Стоп. Следствие закончено.
Жаль, не было у него с собой архивной папки, где он сохранил кое-какие бумаги, которые следовало уничтожить, да рука не поднялась. Вот бы показать им сводные эпизоды уголовного дела «Сумгаит-88». Третий микрорайон, 28 февраля. Двенадцать убийств в двух домах в течение трех часов. Одной из убитых — восемьдесят лет. Трое убитых в квартире Габриэла Трдатова. Ее штурмовали восемь часов. Проломили стену, ворвались из смежной квартиры. 29 февраля. Семь убитых в одном доме. Детали убийств совпадают. Эти девятнадцать погибших, возможно, дело рук одной группы. Во всех остальных районах города, подвергшихся погромам, погибло еще семь человек. Армян. Мусульман, погибших при этом, сосчитать не удалось, потому что они были вывезены родней и захоронены до заката…
Дать бы им почитать эту бумагу, да еще добавить фотографии… Как бы тогда они рассказывали о своих деловых похождениях в Сумгаите?
Вот кого надо было тогда хватать и допрашивать в первую очередь — чужаков. Местные были просто материалом для толпы, а вот среди чужаков наверняка можно было бы отфильтровать очень интересных персонажей. Тех, которые квалифицированно руководили погромами и убийствами. Тех, которые приказывали вылавливать любого человека с предметом, похожим на фотоаппарат. Между прочим, среди погромщиков видели человека с видеокамерой. Интересно, Махсум не встречал этого оператора позже, и не в Баку, а в Чечне?
Ладно, ладно, одернул себя капитан Панин. Какие же они враги? Просто шпана. Всякий устраивается в жизни, как может.
Возможно, десять лет назад судьба могла столкнуть их немного иначе. Не столкнула. А сегодня они союзники, и Панину без них не обойтись.
Махсум собрал своих друзей, чтобы обменять аппаратуру на прокурора.
Бредовая затея, порожденная в пьяном угаре, начала воплощаться с невероятной быстротой.
Азимов помялся для приличия, но все-таки пошел на контакт. Откуда-то появилось то, что называли «аппаратура» — два зеленых кофра и сумка с личными вещами. Для обмена заложников нужна опытная и надежная команда — и такая команда прибыла вместе с Махсумом. Панин сам не рад был такому стремительному развитию событий, но отступать было некуда.
— Звони, звони, десять минут прошли, — сказал Панин.
Глава 25
Облачившись в резиновый фартук и бахилы, Зубов ходил со шлангом между столами и мощной струей смывал кровь с кафеля. Так приказал Чингиз.
Это было не совсем справедливо, но остальные участники стычки не могли смыть следы своей несдержанности. Они лежали на столах. Двое в операционной, двое в морге. Оба убитых пали от пуль товарищей — вот что значит неправильный выбор позиции. Раненые были нашпигованы пульками из ПСМ, плюс в боку у одного — дыра невиданного здесь калибра 11,43.
Хорошая была стычка, думал Зубов. Видел бы Ромка…
Он направил струю на стенку, но вода не помогала, и он вооружился тряпкой, чтобы оттереть полосы крови. Из-за стеклянной двери доносился разговор. Пока говорили трое, трудно было разобрать слова. Ясно было только то, что белобрысый и Азимов перестали спорить и оправдывались в чем-то перед старым Чингизом. Но когда зазвонил телефон, и старик взял трубку, те двое примолкли, и голос звучал ясно, отчетливо. Зубов положил шланг на пол, чтобы шум воды не мешал ему, и, прислушиваясь, медленно водил тряпкой по стене.
«Махсум, сынок, зачем так говоришь? Кого хочешь спроси про старого Чингиза, и все тебе скажут — старый Чингиз за свои семьдесят лет никого не обманул. Ты Мишу Ленкоранского знаешь? А Аслана Нефтяника знаешь? Они мне как дети. Ай молодец, правильно говоришь. У них свой закон, у нас свой закон. Скажи, какой такой прокурор тебе нужен, будет у тебя прокурор, на белом мерседесе с красными лентами привезу тебе прокурора. Хорошо, Махсум, хорошо, сынок. Давай посмотрим сначала. Я тебе верю, ты мне веришь, но проверить все равно надо. На этот номер позвони вечером. Нет, в десять рано, в двенадцать, в час позвони. Эти люди, у которых прокурор, сюда придут. Прокурор с тобой говорить будет, потом другой человек с тобой говорить будет. Их чемоданы у тебя, да? Он с тобой про чемоданы говорить будет. Может быть, тебе другой прокурор нужен, может быть, им другие чемоданы нужны. Время такое, сынок, все перепуталось. Прокуроров воруют каждый день, как туфли в общем вагоне, честное слово. Да, про чемоданы я просто молчу. Никому верить нельзя, такое время. Олды, договорились».