Спецназ

Косарев Владимир Александрович

Наша рота по особому распоряжению комбата по-прежнему сидит в нарядах, на боевые не ходим и вообще скукота.

Пусть папа съездит в бригаду и узнает, когда следующий борт будет сюда формироваться, чтобы с посылками не опоздать. Пришлите каких-нибудь книжек, которые не жалко выкинуть, а то читать нечего. Еще зубной пасты тюбик, спагетти пачек пять и жвачек.

Как учеба у Натахи? Или так заучилась, что родному брату и пару строк придумать не может? Приеду – скажу ей пару ласковых.

Ну ладно, на этом пока все.

Нет,

не все! Кроссовки мои старые, синие такие, в шкафу где-то были. Вы их тоже пришлите, лишними не будут.

Ну, пока, передавайте привет всем, кого увидите, не переживайте, телек не смотрите. Там всякие гадости про Чечню говорят, а здесь жить неплохо можно.

Я вот прямое доказательство. Живой, здоровый и веселый.

Целую всех и Ричарда в усы. Ваш сын, рядовой войск специального назначения, В. Стриж».

– Ну ты, Володька, наверное писателем станешь! Столько накатал!

– А ты, дядь Вов не подглядывай! Или завидуешь?

– Конечно, завидую, а как же! Я своим так пару-тройку слов чиркну и все. Голова пустая, о чем писать-то? А ты молодец. Каждый день, да через день по письму. Уважаю. Девчонке пишешь?

– Четырем сразу.

– Ха-ха-ха, ну ты шустрый!

– Ладно, хорош скалиться, пошли дрова пилить.

Мы с Давыдом сегодня в наряде истопниками и наша боевая задача напилить дров на палатку командира роты. Сегодня день совсем не зимний по понятиям коренного сибиряка. Солнце огромное, желтое, пылкое. Дрова пилить – одно удовольствие.

Мы скинули куртки и остались в одних тельниках.

Кстати про первую баню я не врал нисколько. Сгорела, бедная, от ракеты, выпущенной нашим бравым командиром. Я в точности помню, как это случилось.

Недели две назад у кого-то из комсостава был день рождения. Наготовили офицеры шашлыка, притащили спирта и начали праздновать. Пили тихо, никому не мешали, пока кто-то вместо табуретки не уселся на ящик с матбазой. По всем правилам российской армии на ящике ясно и четко значилось: «сигнальные ракеты». Как тут не запустить парочку! Тем более, праздник!

Вывалили наши «слоны» из палатки на улицу и давай устраивать иллюминацию. Ракет двадцать пронзили небосклон, а вот одна попалась ретивая. И была она как раз в руке командира нашей роты. Ракета эта несчастная зашипела, зашвыркала, плюнула несколько раз серебристым фейерверком и полетела по непредсказуемой кривой. Угодила строго в основание нашей бани. А той много ли надо? Вспыхнула моментально.

Все утихли, как по Гоголю. Некоторые отрезвели.

Пока участники салюта наблюдали за пылавшей баней, командир выплюнул сигарету, крикнул: «рота, пожар!» и ушел спокойно в палатку допивать. А за ним и все остальные.

Утром получили от комбата по шее и решили строить новую.

Деревенских в нашей роте много. Нашлись знатоки и по возведению бань. Со всей округи натаскали дерева, пригодного для стройки. И за два дня отгрохали супербаню с двумя печками, вместительным предбанником и крыльцом. На крыльце поставили две скамейки. Захотел поблаженствовать после парилки – выходи, кури, расслабляйся.

Замполит орет.

– Стриж!

– Я!

– Головка от патефона «Заря»! С Давыдом ко мне!

– Есть!

– Давыд, зови там всех остальных бездельников! Дневальный! Построение через пять минут вот здесь, – и указал себе под ноги.

Остатки роты, кто не в карауле и не во внутренних нарядах, нехотя выползали из палаток и, выравнивая измятые сном лица, строились напротив офицерского жилища.

Из палатки вылез командир нашей роты по прозвищу Колесо и начал резво:

– Внимание рота! Перед нами поставлена боевая задача по добыванию разведданных в поселке Черноречье в составе сводного отряда со второй ротой. Выходим через два часа. Командирам подразделений обеспечить готовность личного состава к указанному времени. Привлечь всех, кроме несущих службу во внутреннем наряде. Вольно, разойдись.

Это значит, что мы с Давыдом бросаем топоры и пилы, и идем наряжаться в «разгрузки». Внутренний наряд – это один дежурный по роте сержант и трое дневальных, а истопники не считаются, хоть и трудятся на внутренние нужды.

– Заходи ко мне, родная, будем веселиться! – это Говор. Веселый, юркий, усатый и розовый, горланит на всю палатку.

– Ты где был, старый хрыч? – это Давыд.

– Вы оба, старые хрычи, дайте залезу за свитером!

А это уже я.

Мы три Вовы и живем в одном «отсеке» нашего деревянного внутрипалаточного «вагона» из незатейливых нар и стенок между ними. Живем мирно и не скучно. А Говор, по-моему, ужалился где-то зеленой змеей?

– Дядь Вов, ты чего, принял? Колесо из тебя ветошь оружейную сделает!

– А ты цыц, военный! Я же не знал, что сражаться пойдем. Чуточку надо было.

Давыд заскрипел тихим смехом в углу, собирая магазины в «разгрузку»:

– Это братья евоные, повара, туды их в качель! Вовка, шел бы и ты поваром служить, да?

– Точно, Вольдемар, иди переквафи… переклафи… чтоб тебя, пе-ре-ква-ли-фицируйся!

Вот олухи старые, смеются надо мной.

– Пойду, пойду, вот сегодня подвиг совершу какой-нибудь и сразу начну щи варить.

В палатке нашей все на своем месте лежит, и порядок наводится ежедневно. Нет ничего лишнего, но как только тревога или срочные сборы – хоть вешайся! Ничего не найдешь, все куда-то пропадает, все куда-то перемещается, черт знает что!

– Эй, рэксы! Кто, блин, «эрдэшку»² свою на проходе бросил? Я сейчас по клейменке посмотрю, а потом ноги вырву!

– Баклан, прими свои «гады» себе за пазуху, а то я их сожгу!

– Вторая, четвертая группы, выходи по одному для получения боеприпасов!