Спи ко мне
Шрифт:
Уборщик заиграл снова. Где-то вдалеке упал со стены и выстрелил пеной огнетушитель.
Глава тридцать пятая. Сказки на ночь
Если быстро выключить свет и сразу закрыть глаза, то красная точка, как бабочка, какое-то время ещё будет биться под веками. Следуй за этой бабочкой – она приведёт в хрупкий мир. В нём есть давно открытый и завоёванный материк, на материке том покоится Просвещённая Империя, в центре её – столица, в столице – небольшое здание изящного вида. Сколько в нём подземных этажей – Бог весть, но на одном из этих этажей – теперь внимание, мы почти у цели – спальня, то есть две спальни, но Рыба один, он не может быть разом и в той, и в этой, а значит, с первой попытки надо попасть туда, где он сейчас. Наташа это умеет. И весь путь длиной в бесконечное количество световых лет на поверку оказывается не длиннее ресницы.
– Мне надоело смотреть сон, в котором нет тебя! – устало сказал Рыба.
– Это не сон. Это – твоя реальность, – отвечала Наташа.
– Мне надоело смотреть реальность, в которой нет тебя!
Язык у него уже заплетался, глаза стали как две щёлочки. Едва дойдя до постели, он рухнул плашмя, приведя в полный беспорядок сложную конструкцию из подушек, думок, одеял и покрывал разного назначения. Последним осмысленным движением прикрыл Наташины глаза своими ладонями – и заснул.
Через отрезок времени, показавшийся обоим сновидцам кратким мгновением, Рыба уже сидел верхом на ободранном деревянном сундуке, который помещался в стенной нише, устроенной примерно на уровне второго этажа. Наташа стояла рядом, прижавшись спиной к шершавой кирпичной стене.
На этот раз они оказались на складе, забитом подержанными вещами. Здание, в котором располагался склад, было похоже на заброшенный храм. Казалось, что покинули его не слишком давно, просто новый владелец постарался уничтожить все воспоминания о прошлой жизни этого места.
Обшарпанные кирпичные стены стремились ввысь и там смыкались, образуя купол. Вьющиеся растения оплетали новые стальные решетки, которыми были забраны узкие окна-бойницы. На вбитых в стену крючьях висели большие холщовые мешки.
Храм-склад заполняли вещи: в основном это была одежда, но в тряпичном море там и сям виднелись островки ларцов и тумбочек, архипелаги тарелок, россыпи бижутерии. Как на блошином рынке, среди мятого, рваного, вышедшего из строя старья попадались нежданные ценности. Из-под вытертой фуфайки с неаккуратно пришитыми на локтях заплатами таинственно поблескивала золотая диадема.
Разложенное по полу тряпьё глушило все звуки. Можно было кричать – но слышен был только негромкий шепот. Рыба спрыгнул в кучу мягкой рухляди и помог спуститься Наташе.
– Мне кажется, что все эти вещи сняли с мёртвых, – тихо произнёс он.
– Да склад это, склад наворованного, – уверенно сказала Наташа. – Ты когда-нибудь хотел поиграть в грабителя? Украсть что-нибудь и убегать от погони?
– Раньше – никогда. Но сейчас, кажется, хочу.
– Тогда давай играть в Бонни и Клайда.
Непонимающий взгляд. А рука уже потянулась к одному из пустых мешков.
– Бонни и Клайд, это имена такие, – пояснила Наташа, – они всех грабили и убивали, и очень долго умудрялись уходить от преследования. А ещё Бонни писала стихи про их подвиги. Они были не очень хорошими людьми. Но вот прославились. У вас было такое?
Рыба начал наполнять мешок.
– Пара? – задумчиво произнёс он. – Я знаю, что была пара художников… Двести лет назад. Два мужчины. Один убивал людей, резал их на части и говорил, что это не преступление, а искусство. Второй писал об этом песни.
– Их тоже долго не могли поймать? – спросила Наташа.
– Их не ловили. Ведь они художники, художникам можно нарушать правила. В этом смысл существования художников. Часто они указывают обществу на то, что давно пора менять.
– Так что если ты художник, то можешь позволить себе что угодно? Взять нож и резать невинных? А другие посмотрят на тебя и решат – о, отличная идея, давайте все друг друга резать?
– Такого никогда не было, чтобы художники убивали. Правительство оказалось в замешательстве. Был издан указ не обсуждать эту тему.
– Прекрасное решение проблемы!
– Несколько лет творились безнаказанные убийства. Под страхом заключения приказано было объявлять, что жертвы были унесены ветром в море. Ведь нельзя сгоряча судить художников. Может быть, должно пройти время, чтобы мы смогли их понять. Но однажды этих двоих увидел третий художник, очень уважаемый. Он посмотрел и понял, что они – не художники. Но не мог сказать об этом прямо. Тогда он за ночь написал картину, из которой всем стало всё ясно. Тех, двоих, тут же поймали, судили. Они оказались безродными жителями окраин, решившими вырваться из своей жизни.
– Как же так? – удивилась Наташа. – Ты ведь говорил, что мастера сразу видят художников. Неужели за несколько лет этих потрошителей не встретил ни один мастер? Или они перебили всех свидетелей?
– Думаю, не всех. И наверняка кто-то из наших видел их. Но когда все вокруг говорят: «это художники» – очень трудно сделать шаг вперёд и сказать: «это самозванцы». А вдруг ты ошибаешься? Кто будет доверять мастеру, который не смог разглядеть художника? Сегодня он не видит художника, завтра испортит материал. К тому же, указ. Лучше не вмешиваться и подождать, чем дело кончится.
– Ну, хорошо, убийца – с ним всё понятно, нет сомнений в том, что он не художник. Гений и злодейство – две вещи несовместные. А тот, который песни писал?
– Оказалось, не он их писал. На окраине, откуда прибыли эти двое, жил мастер. Он сочинял песни для бандитов и мошенников. Вот его-то песни второй и выдавал за свои. В столице, конечно, таких песен никто не слушает, поэтому поначалу их даже признали новым словом.
– И что же стало с мастером, который сочинял песни? Если он сказал новое слово?