Спи ко мне
Шрифт:
– Нельзя, – живо ответила та, – но между «прожить на такой гонорар» и «отказаться от гонораров совсем» есть ещё масса вариантов. Один из них – мой!
– А ты никогда не задумывалась о старости? – осторожно спросила Наташа. – Как ты будешь жить? На что?
Снусмумра заложила руки за спину, прошлась по кабинету походкой опытного лектора.
– Мне кажется, очень многие сейчас только и делают, что задумываются о старости, – произнесла она после недолгого молчания. – Живут ради того, чтобы обеспечить себя под конец жизни. Сегодня жертвуют многим – но знают, что в старости будут полностью укомплектованы. Старость – это одновременно
– Если что-то потеряет смысл – так оно и не нужно, – робко заметила Наташа.
– Оно нужно именно сейчас. Всему своё время. От старости нельзя откупиться деньгами. Она всё равно наступит – готов ты или нет. И неважно, сколько у тебя в этот момент будет миллионов – ты не сможешь стать моложе. Разве что сделать вид.
– Люди бывают разные, – вступила в разговор Мара. – Друг моего деда второй раз женился в семьдесят. Третий – в семьдесят пять. А последний – когда ему было уже под девяносто.
– Люди разные бывают, да, – кивнула Снусмумра, – но почему-то только в старости люди прощают друг другу то, что они разные. Старикам позволены чудачества и всякие милые отклонения от нормы. Но чуть только эти отклонения начинают мешать – старика объявляют недееспособным и отправляют на принудительное лечение. И не откупится он от этого – разве что выторгует себе отдельную палату с индивидуальным обслуживанием.
– Ну и что ты предлагаешь? – резко спросила Наташа.
– Я? Ничего я не предлагаю. Просто не идеализируйте и не демонизируйте вы так эту старость. Она – неизбежная часть жизни. Но часть вашей жизни, а не чьей-то ещё. К старости вы не превратитесь волшебным образом в свою бабушку и не обретёте навык печь пирожки и вязать носки, если забивали на это всю жизнь. О’кей, и носки, и пирожки можно купить за деньги. Но вряд ли вы купите за деньги желание пройтись по бульварам именно в такой вечер, как сегодня. Потому что этого вечера уже не будет. И идти по бульварам надо прямо сейчас.
– Ага. Всё бросаем и бежим на бульвары, – кивнула Наташа. – Народ, сворачиваем лавочку, нам только что истина открылась!
– Да, босс, есть, босс! – гаркнула Кэт и вытянулась в струнку. – Так точно! Филонить мы всегда готовы!
Снусмумра посмотрела на них, как на бедных умственно отсталых детей, спрятала деньги в паспорт, паспорт положила обратно за голенище и собралась уходить.
– А, стой! – спохватилась Наташа. – Тебе ещё полагается почётный аккаунт в нашей сеточке. Все твои поклонники оптом и скопом в неё записались и устроили тебе виртуальную овацию. Я и не знала, что ты у нас такая популярная. По-моему, на тебя пришло больше народу, чем на этого задохлика из Лондона. И как это ты так умудрилась?
– Ну, послушай, – ухмыльнулась Снусмумра, – если человек пятнадцать лет занимается одним и тем же, он уже может взрастить и воспитать свою аудиторию. Главное – дудеть в одну дуду и не сходить со своего места. Сначала не замечают, потом прогоняют, потом ругают, потом привыкают, потом жить без тебя не могут. У лондонского задохлика всё впереди. Если, конечно, не сторчится. Плохо, когда большие деньги приходят в самом
– Странно, – пробормотала Наташа, – почему тогда вокруг тебя нет такого ажиотажа, как вокруг него? Едва открою Интернет – натыкаюсь на баннер с его физиономией. И подпись – «Шок! Это заявление просто взорвало британские СМИ!»
– Ничего странного. Я делаю только песни, и совсем забила на биографию. И уж конечно, не заявляю для британских СМИ шокирующих заявлений. А у него одних имиджмейкеров – сорок штук.
– Несправедливо! – вмешалась Кэт. – Давай я хотя бы сошью тебе шокирующий кардиган.
– Ха, спасибо. Только на шокирующий у меня денег не хватит.
– Ты ткань купи, или вместе съездим, я знаю одно недорогое место. А сошью я за так. Ты будешь в нём выступать, а я – гордиться своей причастностью.
– Правда? – переспросила Снусмумра и внимательно на неё посмотрела. – Спасибо. Только я всё же наскребу монет и заплачу за работу. И ты не привыкай ничего бесплатно делать – даже если тебе очень это нравится. Любой труд должен быть оплачен.
– Кстати, – вспомнила Наташа, – а вы потом ещё долго за кулисами с бомжом этим сидели? Он тебя не утомил своим бренчанием? Зачем ты вообще в него вцепилась?
– Зачем вцепилась – не помню. Зато потом оказалось, что это – Энский Кот. Ну, вы вряд ли знаете.
– Я знаю, – тихо сказала Мара, – он был настоящий поэт и настоящий артист. Я его песнями заслушивалась. У меня только два альбома было, я их знала наизусть – до мельчайшей погрешности плёнки. Говорили, он уехал автостопом в Москву и пропал. Я думала, он умер.
– Говорили! А он и умер. Но воскрес. У вас на глазах воскрес. Господи, да если бы вы знали, что это за человек! Это как… Не знаю, как Пушкин. Как Боб Дилан. Мы потом поехали ко мне, и он всю ночь сидел на кухне и заново собирал себя по частям. Тут – куплет, тут – проигрыш. Я не выдержала – под утро спать пошла, да ему и не нужны были зрители. Проснулась – а он себя полностью собрал и совсем вернулся. Сидит, натурально, Энский Кот, какого я на концерте видела лет десять назад. И новую песню наигрывает.
– Бывает же такое, – покачала головой Наташа. – Ну, вот он возродился. И что ему теперь – по кабакам играть?
– А что? Я же играю! – огрызнулась Снусмумра. – Сейчас будем общую программу готовить. Летом поедем по стране с концертами. Что, по-твоему, не так?
– Да всё отлично! Я просто хотела сказать, что это удивительное совпадение, – примирительно сказала Наташа. – Ты ведь могла пройти мимо. Ведь все же проходили!
– Ладно, скажу, – махнула рукой Снусмумра. – Я сразу его узнала. Я так часто воображала встречу с ним. Представляла всякие варианты, и такой тоже. Говорили, что он не умер. Кто-то видел его в Москве. И я верила, что тоже увижу.
– А вдруг это не он? – осторожно спросила Мара. – Вдруг ты так часто представляла варианты, что представила наяву то, чего нет?
Снусмумра обернулась к ней.
– А ты приходи завтра в кабак, где он будет играть. Приходи, я адрес дам. Уже пошел слух, что Энский вернулся. Завтра аншлаг будет.
– А вдруг это коллективный самообман? – продолжала Мара. – Вдруг вам всем просто очень хотелось, чтобы он вернулся?
– А вдруг я – не я? А вдруг она – не она? И все люди в мире только притворяются, чтобы однажды превратиться в страшных инопланетных чудовищ и сожрать лично тебя, чавкая и урча? Думай об этом и бойся. А мне некогда. Я Кота пойду кормить.