Список
Шрифт:
— Да, — ответила Скалли. Молдер только кивнул. — То есть не с нею, но… он вошел в ее дом, как человек, который там живет.
— Совсем забавно, — процедил Бакли и поднял трубку местного телефона. — Джози… Цыпонька, сделай мне срочно график дежурств Винсента Пармелли за последние две недели. Когда приходил, когда уходил… Срочно.
Положил трубку.
— И еще, — нерешительно проговорила Скалли.
— Да?
Она покусала губу.
— Я не рассказывала, но в первый же наш визит сюда, вчера… Этот человек подловил меня в темном углу… не усмехайся, Молдер,
— Я и не думал усмехаться.
— И рассказал про список Нича. Собственно, от него я впервые и услышала это слово — список. Именно Пармелли навел меня на Рока.
— Так он и был связан с Роком! — удовлетворенно воскликнул Сэм Бакли и от избытка положительных чувств даже прихлопнул ладонью по личному делу Винсента Пармелли, лежавшему на его столе поверх других.
— А вы не думаете, — спросила Скалли, — что он не только связан с ним? Что он-то и убил Рока?
Сэм Бакли оттопырил нижнюю губу. Почему-то он не знал, что сказать.
— Я не так хорошо знаком с этим Пармелли, — промямлил он затем. Его замешательство было совершенно необъяснимым. Наверное, просто давало себя знать напряжение последних дней. И Скалли, и Молдер чувствовали, что у них в мозгах тоже распрямились все извилины и там не осталось уже ни единого поворота, из-за которого могла бы выскочить какая-нибудь неожиданная, свежая мысль. — Его перевели к нам каких-то полгода назад. Добросовестный, исполнительный… Вроде бы — честный. По-моему, толком он ни с кем за это время не сблизился… — Бакли опять криво усмехнулся, — За исключением жены Нича, похоже. Нет, не могу сказать определенно. Не исключено…
— Согласно показаниям адвоката Нича, на днях Пармелли выгнал его из дома миссис Мэнли, угрожая оружием, — уточнила Скалли.
— Что-о?!
— Именно так.
— Что это за адвокат Нича?
— Вы не помните? Дэнни Шорез.
Лицо Бакли дрогнуло, словно поверхность лужи, в которую кинули камень. Круги еще не пошли, но первое сотрясение всегда заметно, если присмотреться внимательно.
— Вы его знаете? — уточнила Скалли.
— Теперь его все знают, — после небольшой паузы ответил Бакли и тяжело вздохнул. — Интересно все скрутилось… Час назад Дэнни Шорез был найден мертвым в собственной квартире. Задушен.
— Господи, — сказала Скалли, — Мы же разговаривали с ним не более четырех часов назад…
— Он был дома один?
— Совершенно один. И довольно пьян.
— И сильно напуган чем-то, — добавил Молдер.
— Так, — сказал Сэм Бакли, — Когда, вы говорите, Винс Пармелли приехал к Даниэле?
— Минут через двадцать — двадцать пять после того, как подъехали к ее дому мы.
— Вы ехали туда прямо от Дэнни?
— Да?
— Если Винс тоже ехал туда прямо от Дэнни, как раз этих двадцати минут зазора ему вполне хватило бы, чтобы придушить Шореза. Дело-то, прости Господи, недолгое.
Несколько мгновений все трое молчали. Дикое, нелепое следствие, напоминавшее ледяную скользкую плоскость без единой зацепки, вдруг на глазах принялось пучиться, обретать определенные и отчетливые очертания, даже рычаги, за которые вполне
А уж как это все было приятно Сэму Бакли — не мог знать никто, кроме самого Сэма Бакли.
— По-моему, — подал голос директор исправительного заведения Ист-Пойнт, — сейчас самое время арестовать Винсента Пармелли.
Дом миссис Мэнли, Сент-Маркс, округ Вакулла, Флорида
Даниэле Мэнли на спалось.
То ли было очень уж душно…
Но в это время года всегда душно.
То ли было очень уж страшно…
Но она уже забыла время, когда ей не было по тому ли, но другому ли поводу страшно, а частенько и очень страшно. Чего стоили одни дружки Нича, гуляющие как ни в чем не бывало на воле. От них так просто не отделаешься… А копы?
То ли потому, что она не пустила Винса к себе в постель, хотя ей самой очень этого хотелось…
Но она все равно не смогла бы ничего, потому что постоянно ощущала на себе взгляд мужа. Это бывало и прежде, когда он просто сидел в тюрьме; но со дня его казни — постоянно.
Она, в сотый раз рывком перевернувшись с одного бока на другой, открыла глаза, надеясь обмануть природу и бессонницу: полежать минуту с открытыми глазами, а потом закрыть их снова, и тогда получится, будто она только что легла, а не крутится среди пропотевших простыней без сна вот уже второй час. Когда только что лег — уснуть легче, чем когда крутишься второй час. Это знает всякий.
Нет, напрасно она открыла глаза.
В темном проеме двери, ведшей из спальни в коридор и дальше на кухню, стоял Нич.
Даниэла зажала себе рот обеими ладонями, чтобы не закричать.
Муж был такой же, как всегда — угрюмый, молчаливый и вечно недовольный. Вечно осуждающий. Он смотрел исподлобья, и все про нее знал. Его глаза не ведали ни ласки, ни пощады.
Даниэла села в постели, опустив ноги на пол, а руки — на колени. Ее снова заколотило.
— Нич… — тихонько, совершенно беспомощно произнесла она.
Муж презрительно глянул на нее напоследок, а потом молча повернулся и вышел. Растворился, утонул в темноте коридора.
В голове у Даниэлы мутилось. Из последних сил она попыталась собраться с мыслями.
И тогда все поняла.
Винс Пармелли тоже не спал. С тяжелым сердцем он стоял у кухонного окна, опираясь огромными руками о подоконник, сутуля необъятную, бугристую от мышц спину, и глядел в ночь. «Ничего не получится у нас с ней, — думал он, — Все бесполезно. Чудес не бывает. Два года она была замужем за этим скунсом, и потом еще одиннадцать лет он сидел в тюрьме, а она носилась то к нему, то от него — и даже теперь он не оставляет ее в покое. Наверное, она и впрямь чуть-чуть спятила. Мне ее не отогреть.»