Сплит
Шрифт:
— Если предположить, что женщина жива, то тогда почему они тянут и не везут её в больницу? В любом случае, заснять это будет большой удачей.
Некий дискомфорт пробегает по телу, как обычно бывает, когда приходится сталкиваться со смертью в новостях. Уверена, на экране мы заботливые и чуткие репортеры, но внутри радуемся каждому отличному кадру с трупом. Нет, я забиваю на всю эту ерунду и концентрируюсь.
— Давайте сделаем это… Ой! — мой каблук проваливается в землю. Я раскидываю руки в разные стороны, чтобы устоять. Земля после пары дождливых дней стала мягче, и несмотря на то, что мы в одном из наиболее
— Надеюсь, с тобой всё в порядке. Мы в эфире через три минуты.
Спасибо за заботу, мудак!
— Всё в порядке, — я нацепляю маску профессионализма, в то время как даже моя кожа вибрирует от нервозности.
— Будь готова.
Занимаю свою позицию, приглаживаю волосы и сосредотачиваюсь на своей речи. Если всё пойдет как надо, я свалю из этого захудалого городка и выйду на большой рынок, что ещё на шаг приблизит меня к журналистике. Не каждому выпускнику колледжа выпадает такой шанс. Мои преподаватели всегда советовали мне идти в журналистику, благодаря наполовину американским корням цвет моей кожи достаточно смуглый, как у меньшей части населения, но в то же время не такой темный, что делает меня более желанной. Да, это полнейший бред, но не я придумываю эти правила. Нельзя винить девушку за то, что она пользуется некоторыми хитростями. У меня особенные карьерные цели, и если моё уникальное происхождение поможет в их достижении, то так тому и быть.
Мама всегда говорила, что я рождена для чего-то большего. До сих пор словно слышу её голос в своей голове: «Ты слишком хороша для этого мира, Шайен». Говорят, я вышла из утробы матери с целями и не на миг не останавливалась в их достижении с тех пор. В груди щемит от той гордости, которую испытала бы мама, если бы сейчас была жива. Она всегда меня подталкивала в осуществлении моих желаний. Господи, надеюсь, она видит меня.
— И мы в эфире через пять…четыре…
Пока в моем наушнике раздается отсчет Тревора, я поправляю плащ и смотрю прямо в камеру.
Это для тебя, мамочка!
— И мы в эфире!
— Городок Флагштоф охватил ужас, здесь произошло громкое преступление. После серии нападений на женщин в Фениксе, каждое из которых имеет идентичные черты, полиции пришлось перенести расследование в соседний город, так как была обнаружена очередная жертва. Её имя не раскрывают, но возраст, социальный статус, а также детали преступления — всё это присуще жертвам того, кого полиция Феникса назвала Тенью. Все нападения произошли вечером, свидетелей нет, преступник был в маске и в перчатках, поэтому не оставил никаких следов. Звонок из дома позади меня поступил вскоре после восьми часов вечера, когда женщину, проживающую здесь, обнаружили в крови и без сознания…
— Возле двери какие-то движения, — замечает Тревор.
— Нет! Пропустите меня! — молодую девушку, подростка, буквально оттаскивает от дома офицер.
Лиф направляет камеру на неё.
Она утыкается в грудь пожилого офицера, её плечи вздрагивают от всхлипов.
— Шайен! — раздается голос Тревора в ухе, отчего я даже подпрыгиваю. — Продолжай говорить. Лиф, камера на девочку.
— Эм, похоже… — лицо девочки искажается от боли, а я едва сдерживаю
— Мама, нет… пожалуйста, мама! — её пронзительный крик разрезает тишину.
Словно очередная рана появляется в моей груди, угрожая выпустить старые чувства наружу.
Безэмоциональность. Оставайся безучастной, Шайен.
— Похоже, это дочь жертвы.
— Дайте мне взглянуть на неё, — девочка умоляет полицию. — Господи, пожалуйста.
Боль девочки добирается и до меня, сердце мгновенно сжимается. Горло словно пережимают. Двери скорой распахиваются, как только выносят носилки.
— Мамочка!
Насколько могу, я игнорирую девочку и пытаюсь продолжить.
— Похоже…эм…они…
— Нет! — девочка бросается к носилкам, и только в это мгновение я замечаю на них женщину, накрытую белой простыней. Полностью. Даже лицо.
О, Боже! Она мертва.
И снова голос Тревора в ухе.
— Она мертва! Снимай её!
Желудок скручивает.
— Говори! Шайен!
Я киваю.
— Мы видим, какая трагедия произошла…эм…с…
Девочка снова бросается к телу. Полиция как может оттаскивает её, пока она продолжает брыкаться и звать маму. Я перестаю дышать от нахлынувших воспоминаний. Я была как она. Потерявшая контроль над телом, дерущаяся и пытающаяся выместить всю ту боль, что чувствовала. Душераздирающая паника, внезапный холод, покрывающий полыхающую кожу, а ещё неконтролируемый озноб и ужас — всё это обрушивается на меня, как и в тот день, когда я потеряла маму.
— Шайен! Поговори с ней! — от непринужденности голоса Тревора вскипает кровь, приходя на смену леденящей душу панике. — Это же, бл*дь, великолепно!
Лиф поворачивается для лучшего ракурса и бросает взгляд на меня, пытаясь вовлечь в процесс. Я поворачиваюсь, изучая девочку и вспоминая смятение, горе и всепоглощающую несправедливость.
— Пожалуйста, не умирай… — её гнев переходит в слезы опустошения, в такие ощутимые слезы опустошения, что они расшатывают моё сознание.
Я делаю шаткий шаг вперёд.
— Не умирай…
— Клянусь Господом Богом, Шайен, если ты не соберешься и не возьмешься за эту историю… это наш шанс. Слышишь меня, чёрт побери? Соберись, твою мать!
Я открываю рот, приказы Тревора в моем наушнике заставляют меня сделать это, но слов нет.
Я не могу.
Всё происходящее не имеет значения. Моя гребанная одежда, мечты стать журналистом на национальном канале, всё это блекнет на фоне такого знакомого горя этой маленькой девочки. Её слезы взрывают мой непоколебимый фасад и добираются до глубины души. Проходят мимо жизненно важных органов и окунаются в темноту, где я прячу всю ненависть, гнев и жестокость, с которыми ребенку приходится сталкиваться, когда он теряет единственного в мире родного человека.
— Шай… — орет Тревор.
— Я не могу, — слова вырываются с силой, которая сдерживается годами.
— Ты не можешь? Мы в эфире! Говори!
Свободной рукой Лиф рассекает воздух, а линза камеры прицеливается, словно оружие массового поражения. Я киваю головой, передавая единственное слово, что не могу вымолвить. Нет.
— Бл*дь! Она сдулась! — голос Тревора сотрясает от бешенства. — Лиф, быстро к ней!
Но Лиф рванул раньше, чем Тревор успевает договорить, и наводит камеру на лицо девочки.