Сплит
Шрифт:
Я выхожу из машины и решаю подождать внутри. Вполне вероятно, он забыл закрыть дверь.
Под ногами на ступеньках я чувствую до боли знакомое сочетание камней и сухих сосновых иголок. Порывы свежего сухого горного воздуха закручиваются между деревьями, и мне без сомнения комфортно здесь. Это напоминает мне прогулки с мамой по лесу, когда она рассказывала старые истории племени Навахо о хитром койоте, сразившем великана, или о мальчике, ставшем богом. Благодаря ей я всегда с легкостью верила, что смогу стать куда больше, чем просто девочкой
Я дохожу до двери, но она закрыта. Наверно, мне придется устроиться на ступеньках и ждать, пока от шума двигателя и поднявшейся пыли мой желудок не свернется в очередной узел.
Собирая остатки гордости, которой осталось немного, я расправляю плечи и наблюдаю за появлением папиного грузовика.
Он глушит двигатель и в замешательстве смотрит на мою машину. Должно быть, замечает меня боковым зрением и тут же переключается. Я поднимаю руку, машу, как те инопланетяне, что якобы приходят с миром, и судя по его ледяному взгляду это необходимо.
Его брови опускаются, и он открывает дверь, передвигая свои длинные, облаченные в джинсы и огромные рабочие ботинки, ноги.
Ни приветливой улыбки, ни объятий? Нет, в типичной манере горного мужчины Нэш Дженнингс не сдается без боя. Чёрт!
Едва переставляя ноги по лестнице, я начинаю:
— Привет, пап.
— Шай. Всё в порядке? — несмотря на всю его стойкость я улавливаю нотки беспокойства в его голосе.
Мой отец никогда хорошо не относился к проявлению нежности, и тут я согласна с ним — это пустая трата времени.
— Потеряла работу.
Он безэмоционален, ни малейшего проявления чувств.
— Твой приезд… это временно?
Перевод:
«Через сколько ты сбежишь на этот раз?»
Я приближаюсь на шаг, но всё ещё остаюсь на расстоянии вытянутой руки. Надеюсь, он расценит это, как мою смелость и упертость, а не необходимость в некоем пространстве, пока я отдаю себя на растерзание его милосердию.
Но факт остается фактом, я в отчаянии. И да, черт возьми, мне не хватает рядом надежного человека. Тревор не плох, но сложно искать поддержки у того, кого больше волнует состояние его очередного выпуска «New York Times».
— Не знаю, я на мели, и мне больше некуда пойти, — пожимаю плечами и зарываю носок своего белого кроссовка в грязь. — Думала, может, смогу остановиться у тебя, пока вновь не встану на ноги, — вот вам и речь стойкой девочки.
Один лишь взгляд моего отца, и я снова шестнадцатилетняя девчонка.
Он напрягается, отчего бледно-голубые глаза становятся более устрашающими.
— Что потом?
— Наверное, попробую вернуться на телевидение. Если, конечно, меня возьмут.
Он чешет подбородок и в уголках губ появляется еле заметная полуулыбка.
— Кто тебя довёл, Шай?
Только отец считает мою крайнюю чувствительность забавной.
— Практически каждый.
— Чёрт, почему я не удивлен? — он опускает подбородок и чешет шею, но я всё ещё могу видеть его улыбку.
—
Наступать на больную мозоль, так по-Дженнингски, если честно. Возьми себя в руки и не ной.
Раздается еле слышный смешок, а после он сосредотачивается и пронзает меня взглядом.
— Во что ты, чёрт побери, одета?
Я опускаю глаза на мои цвета хаки капри, которые наполовину закрывают икры и на мятно-зеленое поло.
— Единственное, что было.
— Твоя комната стоит нетронутой со дня отъезда. Все вещи на своих местах, — он переводит взгляд на мои ноги. — Не хотелось бы, чтобы твои хорошенькие кроссовочки испачкались от прогулок по местным улицам.
Я здесь каких-то три минуты, а он уже начинает ссору. Сдерживаю ворчание и череду брани, которая так и рвется из меня, и лишь киваю.
— Дом не заперт. Ужин в семь, — он отходит от машины и проходит мимо.
Это было почти безболезненно. Он не упоминает ни ночь, когда я уезжала в колледж и наговорила кучу ужасных непростительных вещей, не упрекает меня всеми теми обещаниями, что я давала, пытаясь вычеркнуть его из моей жизни. Ничего.
— Это всё?
Он останавливается и бросает взгляд через плечо.
— Ты моя дочь, так?
Я не отвечаю, это и так очевидно.
— Что за человек смог бы отвернуться от собственной дочери?
Мои глаза мгновенно жжет, и, если бы я была одной из тех сентиментальных девушек, то уже разрыдалась бы. Но это не про меня.
— Кроме того… я знал, что ты вернешься, — бубнит он, направляясь к двери.
Моя сила воли идет ко дну, и из меня вырывается неконтролируемый, даже жалкий вскрик. Ответные насмешки моего отца только ещё больше выводят меня из себя.
— Ну вперед, выпусти пар. Мы поговорим вечером, — дверь офиса закрывается за ним, а я так топаю ногой, что её сводит от боли.
Высокомерный, упертый, любящий покомандовать… уф!
Я шагаю к машине, но вопреки приказам отца я ещё целый час катаюсь по округе. Да, это лишь трата топлива. И да, это нерационально, так как у меня нет денег. Но я делаю это с улыбкой на лице.
Возможно, все в этом городе и выполняют приказы Нэша Дженнингса, но только не я.
Глава 3
Лукас
Я пробегаюсь пальцами по кроне практически столетнего дерева. Богатая темная порода говорит о том, как одно время года сменяет другое. Снег, дождь и солнце накладывают свой отпечаток на этот глубокий цвет дерева, которое вскоре станет отличительной особенностью современного дома.
Эта старая сосна вероятней всего одна из тех, что растут здесь на сотни метров вокруг. На территории более гектара располагаются пять различных строений: главный дом, от которого остается лишь только старый камин, возвышающийся подобно надгробной плите, и четыре дома поменьше, в которых скорей всего жили дети Уилсона.