Спокойные времена
Шрифт:
— Его нет… — ответила Эма безучастно, как автомат; она все еще чувствовала себя как во сне; значит, крепко уснула. Алоизаса? — Его нет дома…
— Нет? — альт удивился. — Как это нет?.. Не вернулся?..
— Нет, сударыня, не вернулся… — Рука с трубкой свесилась вниз. — Так что, сударыня, смею доложить…
Глупости! Глупости!.. Тот самый голос!.. Тот, который она уже знает, — как-то было, когда Эма тоже сидела здесь одна… по сегодня… среди ночи… даже под утро…
Ей все казалось, что она спит: сидит за столом, сжимает в руке телефонную трубку, а сама спит; звонят? Сейчас? ЕМУ? Она уже не только
Непроизвольно оперлась на край стола.
— А жаль… — протянул на другом конце провода повелительный альт. — Очень и очень жаль… Впопыхах забыла ему кое-что сказать…
Она? Впопыхах? ЕМУ? Эма даже зубами клацнула.
— А кто это звонит?.. — спросила она, окончательно проснувшись, и сама различила в своем голосе нескрываемую злость; лихая шобыэтта могла бы и не проявлять такой заинтересованности. А тем более — домработница. — В такое время… гм…
— А это уж я выбираю… время… — улыбнулся альт (да, Эма видела: именно улыбнулся). — Извините. Спокойной ночи, деточка.
И щелк рычажком — там, в ночи, на конце провода; Эма вернулась к столу, будто нечто обдумывая, погладила бутылку «Камю».
«Чокнутая! Пыльным мешком ударенная! Идиотка! — напустилась она на себя. — И это ты — Глуосните?!..»
Теперь она отчетливо расслышала возню у двери; живо юркнула в комнату, где только что была, бросилась на диван, отвернулась к стене и накинула на ноги плед; ОН долго возился с замком. Возможно, искал ключ и не попадал в скважину, дрожали руки, — наверное, бывает такое, когда совесть нечиста или если под мухой; Эма боялась дохнуть.
Но и Он, судя по всему, ничуть не спешил ее увидеть; управившись наконец с замком, ОН снял в коридоре плащ и туфли, в одних носках на цыпочках пробрался к себе в кабинет, где стоял еще один диван; вскоре оттуда послышался негромкий, но довольно размеренный храп усталого человека…
Наутро ОН старался не разбудить Эму и, даже не заглянув в комнату, где она лежала (сном это не назовешь), даже не приготовив кофе, все так же, на цыпочках, прокрался в коридор, оттуда вышмыгнул на лестницу и отправился на работу; вдруг ОН все знал? А именно: что звонила эта и что Эма не пришла оттого в восторг. Вернулся непривычно рано. И с цветами (это было что-то новое) и опять-таки с полным портфелем журналов; чуть не с порога протянул цветы Эме.
— Ого, Эми!.. — оживленно воскликнул ОН. — Сегодня ты выглядишь просто божественно!..
— Твоими молитвами, Алоизас.
— Иронизируем? Дорогая, ну зачем?.. Я так рад, что ты здесь… что ждешь меня…
— И я рада, Алоизас.
Они стояли друг против друга, глядели один на другого и даже, кажется, улыбались — во всяком случае ОН, — и тем не менее между ними темным призраком маячила минувшая ночь, и Эма все видела ее, эту, но не где-то на другом конце канувшего в ночь провода — эта, казалось ей, находилась здесь, в комнате, с ними; невозможно было терпеть.
— Даже очень
Она так звонко и смачно хохотнула, выпалила свое «ха-а!..», что ОН не вытерпел и схватил ее за плечи. И отнюдь не ласково.
— Эми!.. — проговорил он. — Давай забудем, ладно?.. Давай помиримся?..
Глаза у него блестели, и она знала почему. Отрицательно покачала головой.
— Ведь это пустяки, Эми!..
— Пустяки?!.. — она обернулась так резко, что сама этому удивилась. Лицо горело. — Я тут жду… не пошла даже на сабантуй к father’y, а он… Пустяки!.. Что же тогда важно, по-твоему?.. Что не пустяки?
В таком тоне они разговаривали впервые, и это у нее было задумано — после того как позвонила эта; сегодня Эма спросит… И скажет то, что собиралась сказать давно, — может, с того раза, как они… Но тогда ей не было и шестнадцати, и тогда не было этой… нахальной бабы на другом конце провода; не было тогда и Гайлюса… Ибо и он, она чувствовала, вошел в эту комнату и так же, как пресловутая эта, стал между нею и Алоизасом, Единорогом, ИМ; будь у нее такой друг… такой чувак, как Гайлюс… ну, гораздо раньше…
«Ах ты, куколка!.. — Прикусила губу, чуть не крикнула вслух: — Как рассуждаешь?.. Ты, шобыэтта…»
— Ну и что же, по-твоему, не пустяки?.. — повторила она, заметив, что он явно растерян: не ожидал ни таких слов, ни такого тона от своей Эми. — Ночные звоночки, что ли?
— Какие звоночки?..
— Весьма нахальные… Она, видите ли, забыла тебе кое-что сказать… и вспомнила только в полпятого…
— Кто — она? — Он не поддавался на удочку. — Дорогая, ты сегодня правда… гм…
Она подошла к бару, достала коньяк, налила рюмку и выпила.
— Я весь сегодняшний день мысленно разговариваю с тобой. О ней.
Он вздохнул.
— Ей-богу, дорогая, если бы я знал, что тебя это так расстроит… я бы… поверь… бросил бы этот банкет и…
— Не оправдывайся!.. Не старайся!.. — Эма махнула рукой и почувствовала головокружение, поискала на ощупь сигареты, прикурила от газовой зажигалки, когда-то подаренной ИМ, Единорогом. — Тебе не идет… Всегда будь собой, — ведь так ты учил меня?.. Вот и будь, даже если лжешь.