Спокойные времена

Беляускас Альфонсас

Он, видимо, ожидал этого вопроса, так как нимало не растерялся, понимающе (привычка? стиль? свойство характера?) улыбнулся, едва шевельнув тонкими губами и даже зачем-то потерся своим внушительным подбородком о плечо — о лиловую с зеленым кантом куртку. И ответил не сразу, взвешивая каждое слово.

— Я?.. Чего я хочу?.. — Он свел брови, потом у него снова разгладилась переносица. — Просто встретиться… Встретиться и поговорить…

— Со мной?!..

— Да… а что?

— Ничего… —

пожала она плечами («Ну, а этот… куда пригласит?..»). — Мы ведь уже встречались…

— Да, два раза… — кивнул Гайлюс. — А может, и больше… По-моему, все, кто читает одинаковые книги, как бы встречаются друг с другом… становятся вроде знакомыми…

— Оригинально… Тогда, выходит… у нас в городе сплошные знакомые? Целый Вильнюс знакомых?

— Почему бы и нет?

— Потому что нет!.. — Теперь засмеялась Эма. — Потому что это невозможно… Вот мы разговариваем, а незнакомы… Совсем!.. Хоть и живем в одном городе, ходим по тем же самым улицам… И, допустим, даже читаем одни и те же книги…

— Да… — согласился он. — Когда я услышал от тебя об этой дороге в Мексико…

— Мехико! В город Мехико государства Мексика!.. Мехико-сити!..

— Ну, в общем, об этом подонистом Мориарти…

— Подонистом?!.. Мориарти — подонистый?

— А по-твоему, нет? Золотой слиток? Гниль! По уши в тине…

— А мы?.. — вздохнула она.

— Ты что?.. — Он покачал головой. У него и волосы были красивые — черные, вьющиеся. — Только единицы. Взять хотя бы наш завод: на пять тысяч рабочих наберется… от силы… ну, я не считал…

— Я говорю о своей компашке…

— Плохо, что других не знаешь… Не таких, как этот ваш Дин…

— Дался тебе этот Дин!

— Не в том дело. Ведь это правда…

— Что — правда и какая?

— Самая обыкновенная… Что у них за душой — у такого вот Дина, ты подумала? Ну, буйствует, гуляет, шпарит по автострадам… Любит девок…

(«А отец!.. — дрогнуло что-то у нее внутри. — A father!..»)

— Странный вопрос…

— Нисколько! — Он опять качнул головой и снова, как он уже делал раньше, свел густые черные брови. — Вовсе нет, деточка!..

— Я тебе не деточка!.. И, учти, не «кадр»!..

— Учтем… ладно! — дернул он углами губ, кажется ничуть не смутившись. — Все равно послушай… Он за что-нибудь отвечает? Ни за что твой Дин Мориарти не в ответе, совсем ни за что… А мы… а наша молодежь…

— Так, так, я слушаю… — Она поджала губу, как это делала Накайте. — Торопись, время кончается. Академический час на исходе.

— Не сбивай, ладно? Все равно доскажу… В общем, мы отвечаем за все, слышишь? За то, что есть, и за то, что будет, поняла? Даже за то, что будет!..

— За все государство, что ли? — Эма улыбнулась. — За степи, горы и моря!..

— За все!

—

Ишь ты!

Он как будто не расслышал иронии в ее голосе.

— И даже за других!.. В этом мире… Пока в нем столько несправедливости…

— Ты что, пророк?..

— Но в первую очередь отвечаем за себя… Зачем трудимся. Ради чего живем. Что делаем… Это самое главное: отвечать за себя самих!

— Аа… — она зевнула. — Вот зачем ты звонил: хотел прочесть лекцию о цели в жизни… Моральный облик нашего современника… А если мне ничего этого не нужно?

— Чего? Цели в жизни?

— Лекций этих. Если у меня дома и по такие профессора проживают… Послушал бы ты моего father’s! Или матушку! Но, уверяю тебя, мне все эти заповеди… как говорит один чувак, до фонаря. Тот, помнишь, патлатый такой, из Киртимай…

— Что ж, образец красноречия… — улыбнулся Гайлюс.

— Зато верно!.. И я бы попросила о моих друзьях… конечно, если можешь…

— Могу, могу!.. — согласился он. — Но все-таки скажу: жаль, что ты не знаешь других!

— А я стараюсь!.. — Эма насмешливо посмотрела ему в глаза. — Не видишь, стараюсь вовсю… Только услышала твой голос — цап розы и бегом… ха-а!..

Она так резко захохотала и до того громко, что он почему-то оглянулся и посмотрел по сторонам, — но, может, ей только показалось, что оглянулся, так как обернулась-то она, иначе разве она увидела бы Чарли? Да, да, их доблестный тарабанщик по клавишам прохаживался по противоположной стороне улицы и без всякой определенной цели изучал витрину магазина детских игрушек; на черта ему игрушки?

— Может, все-таки поговорим серьезно, Эма?.. — сказал Гайлюс, когда она так же вдруг умолкла, как раньше засмеялась, и, точно загипнотизированная, уставилась на Чарли, на сгорбленный силуэт с головой, глубоко упрятанной в капюшон куртки. — Возьмем и поговорим… Долго надоедать не буду…

— Ах, мне пора!.. — Она вся сразу как будто встряхнулась; а ведь какое ей дело до Чарли!.. У нее ключ от… — Так можно закоченеть… решая мировые проблемы…

— Тогда, может… — он показал глазами на переулок, за которым, он знал, было кафе. — Конечно, если оно открыто…

— Что ты!.. Там только с часу… — Она покачала головой; хотелось закурить (Гайлюс, как ей казалось, не курил) и глотнуть кофе. — Так что… пока…

Но он все не отпускал ее руку, и Эма опять повернулась лицом к витрине игрушек; Чарли там не было. И вдруг ей стало страшно.

— Ты дрожишь, Эма!.. — сказал Гайлюс, схватил обе ее руки и начал их растирать; пальцы ощутили тупую боль, Эма попыталась вырваться.

— Ну, не надо, не надо!.. Я пошла! Мне пора! Пойду!

И опять посмотрела туда, через дорогу: никого…