Спор об унтере Грише
Шрифт:
— Несомненно, — очень тихо сказал Лихов.
…то его превосходительство, следовательно, не поедет сейчас в отпуск и пропустит скорый поезд, отходящий в пять двадцать. Напротив того, он отправится встречным поездом или в автомобиле, который всегда к услугам его превосходительства, обратно в Мервинск, чтобы устно запретить местному коменданту выполнить служебный приказ генерал-квартирмейстера, то есть приказ, отданный от имени самого верховного главнокомандующего. Когда же он, Шиффенцан, пошлет лейтенанта и отряд в десять человек, чтобы взять — живым или мертвым — русского…
Нагло улыбаясь и наклоняясь вперед, Шиффенцан
…тогда его превосходительство, во главе своей дивизии, отдавая себе ясный отчет во всех последствиях своих действий, окажет открытое сопротивление и силой добьется того, что он, с библией в кармане, считает справедливым. Не правда ли, ваше превосходительство? — спросил он.
Лихов, пытаясь ответить, лишь усиленно глотал слюну и молчал.
Необыкновенная тишина царила в комнате, словно она находилась среди снежной пустыни на северном полюсе: ни единого шороха, никакой связи с миром. Все вокруг Лихова было объято молчанием.
— Я… — сказал он наконец, — боже мой, но я ведь прусский генерал…
— Значит, ваше превосходительство поедет в отпуск и не станет объявлять мне, действующему в твердом разуме, сепаратной войны?
Лихов кивнул. Он вошел в эту комнату подтянутый и решительный; теперь он, согнувшись, тяжело повернулся, чтобы уйти. Шиффенцан вежливо встал и быстро, ликующе отодвинул свой стул; шум от этого движения прозвучал в деревянном помещении, словно грохот захлопывающихся дверей или ворот. Генерал-квартирмейстер выпрямился и высоко закинул зеленый абажур висячей лампы, чтобы резче подчеркнуть свой триумф; желтый цвет до самой двери осветил поле сражения.
Звеня шпорами, Лихов подошел к окну, словно он был один в комнате, отдернул занавес, секунды две вглядывался, как слепой, затем обернулся, сурово посмотрел на победившего противника и сказал:
— Я только старый человек, господин Шиффенцан. Никто не может перепрыгнуть через свою тень, как бы мала она ни была. Моя тень уже семьдесят два года при мне.
Затем он приложил два пальца к фуражке и вышел.
С натянутой усмешкой, широко расставив ноги, генерал-майор Шиффенцан смотрел, как закрывалась дверь за побежденным.
Глава вторая. Поражение
А ведь с этим делом еще не покончено! Шиффенцан нерешительно признается, что на этот раз ему не удается сразу же переключиться на изучение материалов об Украине. Ему становится понятным, почему первобытные народы верили, что в одном и том же теле уживается множество душ и что одна из этих душ, отделяясь от тела, в состоянии пребывать и в других местах.
Он слышит, как внизу резко гудит автомобиль, увозящий старика на вокзал, слышит, как автомобиль отъезжает. Но душа Лихова как бы по-прежнему стоит возле этого письменного стола. Он, Шиффенцан, не испытывает почему-то чувства упоения властью. Если к концу беседы он стоял в торжествующей позе, широко расставив ноги, то сейчас это настроение испарилось, оно увяло, сникло.
Нет, с этим делом что-то неладно! Шиффенцан чуть не выругал себя. Свинство, что нервы так развинтились. Нужно выспаться. Сегодня праздник реформации, он приглашен попозже на обед к офицерам-саксонцам. Празднество, наверно, затянется, а он уже сейчас чувствует себя усталым, опустошенным. В сердце слабость и пустота,
«Закурить сигару, — думает он. — Итак, он убрался, отважный воин. Перепрыгнуть через тень! Будто это так просто — переть на рожон».
С удивлением он замечает, что вдруг сам тоже стал выражаться по-библейски.
— Черт возьми! — издевается он сам над собой, подымает бутылку, стоящую в ногах кровати, наливает коньяк в рюмку, взятую со стенной полки, и проглатывает жгучий, терпкий, приятный напиток.
Шиффенцан чувствует себя одновременно и измученным и возбужденным. В таком состоянии раздражения, после такой беседы не следовало бы ему еще разглядывать картинку и надпись на внутренней стороне крышки раскрытого сигарного ящика.
Какой-то восторженный фабрикант снабдил эти, впрочем превосходные, бразильские сигары фабричной маркой в коричневых и голубых тонах, с изображением рыцаря в шлеме и в панцире. С закованными в сталь плечами, с суровым взглядом, этот лубочный рыцарь мрачно уставился сквозь забрало в изможденное лицо Шиффенцана. Перед грудью рыцаря торчит крестообразная рукоятка меча, а название сорта сигар — «Возмездие», отпечатанное на всю этикетку крупными готическими буквами, звучит угрозой врагам Германии. Альберт Шиффенцан мгновенно сообразил, на какой эффект бьет эта картинка. Он выбрал сигару и захлопнул ящик, слегка засмеявшись.
«Возмездие»! Превосходное название для бразильских сигар! Затем он обрезал сигару, закурил и, наслаждаясь ее ароматом, стал ходить взад и вперед по комнате. Надпись на ящике в конце концов разозлила его. «Возмездие»! Сигаре полагается называться «Камерун», или «Кронпринц Вильгельм», или, наконец, «Садовая беседка». Это идиотство окопавшихся в тылу «вояк» начинает принимать угрожающие размеры. Какая наглость — совать в руки усталым людям такие ящики!
Итак, старик проследовал дальше в своем поезде. Он не кинулся обратно в Мервинск, о нет!
Открыть окно и подышать! Как свежо и как много навалило снегу, до смешного. Но скорый поезд все же прорвется. Какие заносы, а ведь на дворе всего лишь ноябрь! Ну, снег ли, ветер ли — ведь воюешь не на паркете. Человек справляется с такими вещами.
Надо бы прилечь. Слишком многое надо обдумать. А тут еще по обе стороны стола в воздухе витают, как дым, мысли, высказанные во время разговора, точно еще ожидают окончательного решения. «Человеку свойственно ошибаться», — читал он как-то в хрестоматии, когда учился стенографии. В конце концов и он только человек, но он возведен на такой пост, где ошибки могут повлечь за собой грозные последствия, и не только для данного человека. Может быть, старик заразил его страхом ада? Страхом возмездия! Все в заговоре против него. Но против этого одно лишь средство: надо иметь голову на плечах! Конечно, хорошо бы обладать на некоторых этапах земного бытия сверхчеловеческим предвидением, ибо лишь задним числом решается, что «значительно» и что «маловажно», что влечет за собою последствия и что не влечет. К чему, черт возьми, понадобилось Наполеону, если подойти к этому с точки зрения современности, расстрелять герцога Энгиеннского или под Ватерлоо предположить, что пушечная пальба шла от Груши, в то время как она означала наступление Блюхера и катастрофу.