Spqr iv. храм муз
Шрифт:
Тунику я оставил валяться там, где она упала, вычесал из волос виноградные листья, прежде чем рухнуть в постель. Это был один из самых насыщенных и полных событий дней в моей жизни. Неужели все началось с моего посещения храма Баала-Аримана? Сейчас мне казалось, что это произошло несколько недель назад. Мне еще удалось разгадать замысловатый трюк, устроенный Атаксом, я невредимый выбрался из Ракхота, хотя это привело к беспорядкам на Соляном рынке.
Потом были вечер и ночь, они начались в городе мертвых и завершились в настоящем, как в Аркадии, празднике плодородия. Даже при своем крайне склонном к авантюрам характере, я отнюдь не привык к столь быстрым и многочисленным переменам мест и обстоятельств. Да, здесь смерть принимала множество разных обличий и таилась во многих местах, но, по крайней мере, смерть от скуки в этом городе мне не грозила.
Воспоминания о Гипатии так и крутились у меня в голове, лишая спокойствия и уверенности в себе, но я помнил, что увижу ее снова завтра вечером. Возможно, в городе найдутся еще какие-нибудь другие виды экзотических и даже порочных развлечений, в которых мы с нею могли бы принять участие. И, возможно, то, что она намеревалась принести, поможет мне выяснить все тайны, окружающие смерть Ификрата.
Я был очень доволен прошедшим днем и будущими перспективами. Поэтому, как только моя голова коснулась подушки, я провалился в сладостный сон. И это было только к лучшему, ведь когда я открыл глаза, рядом со мной лежала мертвая женщина.
Глава 11
Я никак не мог понять, почему мне в ухо кукарекает целый легион петухов. Не может ведь быть, чтобы эти псевдоегипетские македонцы со всеми их странными вкусами и привычками держали во дворце целый птичник! Потом в голове начало проясняться, и я осознал, что это подняли жуткий шум посольские рабы. Помимо рабов тут были и евнухи, и их писклявые завывания будто застревали у меня в голове острыми пиками. Да что такое случилось, что они так разорались?!
Я с трудом уселся на кровати, протирая глаза и пытаясь сфокусировать взгляд. Я понимал, что у меня тяжкое похмелье, которое заставляет думать, что пока я спал, боги отняли у меня юность. Во рту был жуткий вкус жженого вара. Это все смола, содержащаяся в греческом вине, она привнесла дополнительный элемент портовой мерзости в головную боль, мучающую меня, и сейчас мне казалось, что мой рот полон ошметками конопли и тягучего дегтя.
Я тупо уставился на раба, что стоял в дверях, тыкая в меня пальцем и что-то вереща по-египетски. Остальные спрятались за его спиной и пялились на меня, выкатив глаза.
– Что это с тобой? – осведомился я. Мне хотелось, чтобы это прозвучало достаточно сердито. Но из горла вырвалось какое-то карканье. – Вы что, все с ума тут посходили?!
Но тут я понял, что его палец указывает вовсе не на меня, а на что-то, лежащее рядом. Борясь со звоном в ушах, я повернулся и вынужден был тут же крепко зажмуриться. Но это не помогло. Когда я снова смог смотреть на мир, ничего не изменилось. Это была Гипатия, и она была мертва. Если бы я был поэтом, я бы сказал, что в ее открытых глазах читался горький упрек, но на самом деле они ничего не выражали. Глаза мертвых абсолютно бессмысленны и никогда ничего не говорят живым.
Она лежала совершенно обнаженная, и под ее левой грудью торчала костяная рукоять кинжала. Под левым ухом виднелась небольшая ранка, и ее прекрасные черные волосы слиплись от крови. Ее заляпанная кровью одежда валялась на полу рядом с моей.
– Что это такое? – В дверь стремительно ворвался Кретик и тут же побледнел, когда увидел эту картину. За ним появились Руфус и остальные.
– Это не… – тут я проклял свой опухший язык.
Кретик ткнул в меня пальцем:
– Деций Цецилий Метелл! Ты арестован! Связать его и бросить в подземелье!
Вперед выступили два мощных бритоголовых мордоворота и схватили меня. Это были Вязальщик и Кнутобой, посольские рабы, обязанные следить за соблюдением дисциплины и приводить в исполнение наказания. Им редко выпадает шанс использовать свои навыки и попрактиковаться на свободном человеке, так что они по максимуму воспользовались представившейся возможностью: заломили мне руки за спину и крепко их связали, после чего рывком подняли меня на ноги.
– Да дайте ж мне хотя бы одеться! – прошипел я.
– Деций, ты не просто выродок, ты еще и безумец! – выкрикнул Кретик. – Я сейчас пойду к царю и поговорю с ним. Поскольку ты входишь в состав миссии, я не могу требовать твою голову, но можешь быть уверен, я отправлю тебя на суд Сената, и тебя изгонят из Рима, отправят на самый маленький, самый пустынный остров во всем море!
– Я ни в чем не виноват! – прокаркал я. – Позовите сюда Асклепиада!
– Что?! – переспросил Кретик. – Кого?!
– Асклепиада, врача! Я хочу, чтобы он осмотрел тело, прежде чем греки ее кремируют! Я могу доказать, что невиновен!
Вообще-то, я ни в чем подобном не был уверен, но в столь отчаянном положении хватался за любую возможность.
– Руфус! Ступай в Мусейон и приведи его!
Рыжий чуть кивнул. Как по мне, то наш дорогой родственничек пребывал в глубоком шоке, и я сомневался, что он хорошо понял мою просьбу.
Кнутобой и Вязальщик протащили меня по коридорам мимо вылупивших глаза рабов, потом вниз по лестнице, в подвал. Здесь они нацепили мне железный ошейник и пристегнули цепью к стене. При этом они весело болтали друг с другом на своем варварском наречии, а их усаженные бронзовыми шипами пояса скребли мою и без того израненную шкуру. Эти типы с их толстыми животами и кожаными налокотниками на огромных, мощных руках напоминали скорее гигантских обезьян, нежели людей. Что же, кандидатов на такую службу выбирают отнюдь не за их нежную душу и изысканные манеры. Затем, в последний раз испытав мои кости на прочность, меня, наконец, оставили наедине с моими думами, которые в данный момент были отнюдь не так приятны, как хотелось.
Каким образом меня смогли обвести вокруг пальца и так подставить? Я понятия не имею, как им это удалось, но кажется, я сильно помог своим врагам и даже поучаствовал в этом. И теперь меня все считают убийцей. Жертва – свободная женщина, жительница Александрии, пусть и иноземного происхождения. В самом лучшем случае Птолемей позволит тихонько увезти меня в Рим. У меня не было сомнений, что Кретик выполнит свою угрозу и отдаст меня на суд Сената. Римским официалам, пребывающим в других странах, даются немалые права и свободы, однако это немыслимо, чтобы член дипломатической миссии, так опорочивший республику, вышел бы сухим из воды.
И как мне теперь из этого выбраться? Все произошло так неожиданно, а мои мозги по-прежнему пребывали в несколько затуманенном состоянии, так что я не мог полностью осмыслить свое положение, не говоря уж о том, чтобы выработать линию защиты. Я знал лишь основные факты: убитая женщина – это Гипатия, она оказалась в моей постели и была, несомненно, мертва. И что в таком случае может мне помочь, и вообще, имеются ли хоть какие-то доказательства моей невиновности?
Нож, торчащий у нее из груди, мне не принадлежал. Я с облегчением вспомнил, что запер в сундук все свое оружие, прежде чем рухнуть в постель. Возможно, это первая зацепка, и ее нужно будет как-то использовать. У меня, безусловно, не было никаких причин лишать жизни эту греческую гетеру, но я имел достаточный опыт расследования судебных дел об убийстве, чтобы понимать, что мотив преступления рассматривался в самую последнюю очередь, особенно когда полно улик, доказывающих вину подозреваемого в этом тяжком преступлении. А улики в данном случае весьма серьезны.