Spqr iv. храм муз
Шрифт:
Интересно, как все это было проделано? Да очень легко и просто! Весь дворец спал мертвым сном, а я был настолько проспиртован, что не услышал бы даже топот мародерствующих галлов. Бедную Гипатию просто затащили ко мне в постель, после чего убийцы или их слуги спокойно ушли, и все это было проделано так же просто, как торговец доставляет вам заказанный на дом товар.
Но почему они не убили меня? Если Ахилла и Атакс решили положить конец моему расследованию, то, как мне казалось, было бы логичнее всадить кинжал в грудь именно мне, а не этой ни в чем не повинной женщине. Ну, не то чтобы Гипатия была уж совсем безгрешна. И ее профессия, и ее замыслы, направленные против заговорщиков, заставляли предполагать обратное.
Подземная
Жаль, что я не могу сейчас посоветоваться со своими друзьями, с Цицероном и Милоном [68] . Сведенные вместе, юридические таланты и опыт Цицерона и криминальный гений Милона способны в минуту решить все возникшие проблемы. Цицерон как-то говорил мне, что многие люди, попавшие в серьезную переделку, не в состоянии полностью оценить сложившуюся ситуацию, поскольку всегда считают себя центром проблемы и главной жертвой. Каждый человек существует в центре своего собственного мирка и уверен, что именно он представляет собой основную заботу и интерес для всех богов и людей. Этого печального заблуждения следует всеми силами избегать.
68
Марк Туллий Цицерон (106–43 гг.) – философ, политик, блестящий оратор. До наших дней дошел ряд его трактатов, писем и речей. Тит Анний Милон (ок. 95–48 гг.) – политик, народный трибун 57 г. и претор 54 г.
Я подозревал, что за всем этим стоит Ахилла. А Атакс – его сообщник и орудие в его руках. Милон рассказывал мне, как ему удавалось побеждать главарей уголовных банд – он просто старался думать так, как думают они. Таким образом он мог предвидеть, что предпримет его враг. Он утверждал, что самым трудным для него было дублировать мыслительный процесс человека, гораздо более тупого, чем он сам, а такие ему обычно и попадались.
Ахилла хотел избавиться от меня, убрать меня с дороги, но разве я представляю такую уж важную фигуру для человека, который жаждет захватить египетский трон? Мои расследования вызывают у него определенное беспокойство, раздражают его, угрожают расстроить его планы, но разве это не мелочи по сравнению с его великими замыслами? Уже более ста лет считается, что правителем Египта может быть только тот, к кому благожелательно относится Рим, а Рим сейчас – из соображений стабильности и постоянства – избрал тактику поддержки слабого, глуповатого, но привычного Птолемея.
Нет, это не я был проблемой для Ахиллы. Проблемой для него был Рим.
А я весьма заботливо вложил ему в руки великолепное оружие, которое он может использовать против Рима. Я, римский дипломат, убил свободную женщину, жительницу Александрии. И совершил это не просто в его родном городе, но в самом царском дворце. Здесь и так уже готово все взорваться, достаточно одной искры, чтобы начался антиримский мятеж, а я еще и подлил масла в горячие уголья.
Есть такая галльская поговорка насчет того, чтоб сбить двух птиц одной стрелой – или что-то в этом роде. Так, все же вернемся к моим недругам. От предательницы Гипатии в любом случае нужно было избавиться, так почему бы не представить ее моей жертвой, несчастной и беззащитной? Тут мои мысли рванули в другом направлении. Разве ее предательство было обнаружено? Или же подобный оборот дела Ахилла спланировал в самом начале? Ей могли просто поручить роль, которую она и сыграла, не понимая, конечно, что ей заплатят ударом кинжала в грудь. Афинская гетера получает прекрасное образование, его вполне можно сравнить с актерской школой, она отлично знала, как поддерживать меня в состоянии неведения и беспечности, жаждущим попеременно заполучить то таинственный свиток, то ее роскошное тело. Она отлично знала, что красивой женщине ничего
От этих мыслей меня отвлек шум, раздавшийся наверху, на лестнице. Сначала скрежет двери, и на меня сверху упал отблеск тусклого света.
– Кто бы ты ни был, надеюсь, ты пришел, чтобы меня освободить. Я ни в чем не виноват.
– Это Юлия.
– Как ты сюда попала? – спросил я.
– Ножками пришла, идиот!
– Ох! Так, Юлия, это, наверное, будет не самое лучшее решение – подносить лампу так близко ко мне. Меня вытащили прямо из постели и даже не дали возможности одеться. Так что… э-э-э… единственный способ описать мое нынешнее состояние – это заявить, что я совершенно голый.
Но она продолжала неумолимо приближаться.
– Если уж мы собираемся пожениться, то мне рано или поздно следует узнать всю правду. Кроме того, я знаю, в каком виде нашли эту бедную женщину в твоей постели. Ох, Деций, что ты теперь натворил? Я знала, что ты человек безрассудный, но ты же никого прежде не убивал!
– Ты тоже веришь, что это я ее убил? – Если уж моя невеста считает меня виновным в таком страшном преступлении, значит, я и впрямь вляпался по самые уши.
– Я понимаю, что такого просто не может быть, но обстоятельства сложились именно так! Все улики против тебя, и все только об этом и говорят!
– Могу спорить, я знаю, кто распространяет эти сплетни. Асклепиад должен обследовать тело этой женщины, пока оно еще в моей комнате. Если его, конечно, еще не убрали. Я просил Руфуса привести его сюда, но не уверен, что он выполнил эту просьбу.
– Я позабочусь об этом, – пообещала Юлия. – А теперь рассказывай. Обо всем, что вчера произошло.
И я все рассказал. Она не на шутку нахмурилась, когда я дошел до того, как мы отправились в «Дафну».
– Значит, ты повел проститутку в самое отвратительное заведение порока в Александрии?
– Юлия! – запротестовал я. – Она же была для меня источником информации! Мне нужно было поддерживать ее в хорошем настроении, чтобы она была всем довольна!
– Очень убедительный аргумент! Я никогда не поверю, что ты обращался бы с ней так же и чувствовал себя столь же обязанным, если бы она была старой уродиной!
– Не говори глупостей! Неужто парфянский посол стал бы держать у себя старую и уродливую наложницу?
– Вот что, Деций. Я сделаю все, чтобы вытащить тебя отсюда живым, но я начинаю сомневаться в твоем здравомыслии. Мужчина, сподобившийся угодить в столь чудовищную ситуацию, представляет из себя весьма сомнительную кандидатуру на роль мужа, даже если он не был замечен в общении с проститутками.
– Мне было необходимо заполучить тот свиток, Юлия, – настаивал я на своем. – Именно он – ключ ко всем загадкам! Если бы эта рукопись была у меня в руках, я смог бы доказать существование заговора и заслужить благодарность Птолемея. Я буду спасителем Рима, и мне все будет прощено!
– Ты возлагаешь слишком много надежд на эту ничтожную вероятность. Эта женщина могла тебе соврать.
– Не думаю. Мне кажется, что это такой случай, когда правда – лучшая приманка.
– Ты все равно не в состоянии завладеть этим свитком.
– Увы. Я не только прикован к стене, как непокорный раб, но охрана в парфянском посольстве наверняка более серьезна, чем в нашем. – Тут меня вдруг осенило: – Юлия, ведь, кажется, парфянский посол пользовался услугами Гипатии и в качестве переводчицы, она ведь готовила для него всю корреспонденцию?
– По ее словам, да.
– Так! В палатах парфянского посольства женщинам пребывать запрещено! Так где же они трудились?
– Будет лучше, если ты сам это скажешь.
– Он поместил Гипатию в отдельном доме где-то неподалеку от дворца Птолемея. И именно там, наиболее вероятно, они работали с этим свитком, взятым из Библиотеки. И, значит, он может по-прежнему находиться там!