Spqr iv. храм муз
Шрифт:
Уничтожая всю эту снедь, я обдумывал свои следующие действия. Мне нужно было забраться в дом, и самый легкий способ туда проникнуть был, как мне казалось, через заднюю дверь этого заведения.
Я взял свою пустую тарелку и вернулся к прилавку.
– Еще, мой господин? – спросил виноторговец, одноглазый мужчина в грязной тунике.
– Не сейчас, попозже. Тут имеется уборная?
– Нет. Но есть недалеко, вниз по улице.
– Нет, это не подходит, – разочарованно протянул я. – Мне нужно обязательно попасть на ваш задний двор. Говоря по правде, мне нужно пробраться в дом одной дамы, и я бы не хотел, чтобы меня заметили, когда я буду туда входить.
Вообще-то, это была истинная правда.
Лавочник криво усмехнулся и взял серебряный денарий, который я ему протянул.
– Иди за мной, господин.
И повел меня через занавеску в заднюю часть своей лавки. Я очутился в чулане, где хранились амфоры для вина, на полках были сложены какие-то товары и продукты. Здесь же была лестница, ведущая на второй этаж, где, несомненно, располагалось жилище хозяина лавки. Он отодвинул засов на двери, ведущей на задний двор, и пропустил меня вперед.
– Ты вернешься этим же путем? – спросил он.
– Вероятно, нет, но не стоит загадывать наперед.
– Я не могу оставить дверь открытой, но ты постучи погромче. Я приду и открою тебе.
– Это принесет тебе еще один денарий за беспокойство, – уверил я его.
– Доброй тебе ночи, мой господин.
У меня сложилось впечатление, что он такую услугу оказывает не впервые.
Позади винной лавки располагался широкий задний двор, которым пользовались большинство обитателей этого квартала. Как и в Риме, в Александрии немногие дома выходили своими фасадами прямо на улицу. Внутренние дворы были отгорожены друг от друга стенами высотой в рост человека и имели ворота. Я взобрался на стену и осмотрел окрестности. Во дворах вроде бы никого не было, на балконах второго этажа тоже. Вокруг было тихо и спокойно. По низким стенам, словно духи ночи, беззвучно бродили кошки.
В доме, который я считал обителью Гипатии, не было ни огонька. Я прошел по стене и спрыгнул во двор. Он был весь заставлен цветочными кадками. В центре был мраморный стол, окруженный бронзовыми стульями. Днем это, несомненно, было весьма уютное и приятное местечко. Бедная Гипатия, должно быть, с удовольствием проводила здесь время.
Я прошел мимо цветов и слегка толкнул входную дверь. Она, как ни странно, была не заперта. Я осторожно прошел внутрь, опасаясь, что сейчас разбужу рабов и они поднимут страшный шум. Я не мог зажечь свет до тех пор, пока не буду уверен, что в доме я один, поэтому следующий час или даже больше я провел, бродя на цыпочках по дому и передвигаясь на ощупь. И никого не обнаружил ни на первом, ни на втором этажах. Тогда я взял лампу и начал спускаться по лестнице, поздравляя себя с собственной находчивостью и везением. И тут услышал шум у входной двери – кто-то ковырял в ней ключом. Я на цыпочках вернулся обратно на второй этаж и притаился в самой большой комнате. Это была спальня, вот я и забрался под кровать, прямо как молодой любовник скучающей жены старого богача. Все это походило на какой-то фарс.
Внизу послышались мужские голоса, потом я заметил слабый свет, мелькающие отсветы на стенах лестничной клетки. Потом голоса добрались до спальни. Как оказалось, наблюдать из-под кровати было не так уж удобно. Перед моими глазами были три пары ног, одна в мягких туфлях-шлепанцах, вторая в греческих сандалиях, а третья в военных сапогах-калигах.
– Он вон в том шкафу, – произнес голос с сильным акцентом. – Я бы и сам мог его забрать.
– На свете есть много вещей, которые все мы могли бы проделать поодиночке, если бы доверяли друг другу. Но такой роскоши мы себе позволить не можем.
На мой взгляд, это говорил какой-то хорошо образованный грек, голос его был хорошо поставлен, но я уловил легкий акцент. Ага, тот самый таинственный грек.
– Мне не хочется здесь провести всю ночь, – произнес резкий голос человека, привыкшего отдавать приказы на плацу. – Давайте поскорее покончим с этим.
А это наверняка Ахилла, подумал я, хотя голос его звучал как-то глухо, словно он боролся с собой, не желая показать, насколько он раздражен. Ну, что же, заговорщики едва ли способны ладить друг с другом. Послышалось шарканье ног и скрип мебели. Потом громкий хруст и шорох дали мне знать, что они разворачивают пергаментный свиток.
– Весьма интересная работа, – заявил грек. – Но только первая ее часть, знаете ли, это трактат Битона о боевых машинах, она написана его собственной рукой. И как я вижу, здесь еще приведена работа Энея Тактика [69] и уникальный труд некоего Атенея, посвященный деятельности механической школы, основанной сиракузским тираном Дионисием Первым с целью развития военно-инженерного дела. Весь этот труд щедро иллюстрирован.
– Я читал все это много лет назад, – заявили Калиги. – Ценные работы, но не это самое важное.
69
Эней Тактик – политический и военный деятель т. н. Аркадийского союза (IV в. до н. э.), военный писатель, автор книг по военному делу.
– Да уж, – согласились с ним Греческие Сандалии. – Однако… – снова раздался шорох и хруст, – вот здесь имеются оригиналы чертежей Ификрата, это его новые разработки боевых машин, включая метательные системы для большой башни, отражательные зеркала для поджигания вражеских кораблей… заметьте, они действуют только в солнечные дни… И почему царь Фраат так страстно желает ее заполучить?
– Парфяне – конные лучники, – ответили Калиги. – Это дает им преимущество перед римлянами на открытой местности. А римляне – это тяжелая пехота. Зато они настоящие мастера осадного дела и хорошо умеют защищать крепости и укрепленные позиции, а крепости нельзя взять конницей и лучниками. Война между Парфией и Римом непременно кончится кровавой ничьей, Парфия будет побеждать в открытом бою на равнинах, а Рим будет брать и удерживать крепости, города и порты. А с этими машинами, чертежи которых мы им перешлем, и с подготовленными военными инженерами Парфии уже не придется бояться Рима.
– Понятно. Ага, а это первые наброски договора, и поскольку мы теперь лишены услуг покойной Гипатии…
– Неужели было необходимо ее убивать? – прошипели Азиатские шлепанцы.
– Да, у нас не было другого выхода, – ответили Греческие сандалии. – Она уже была готова продать нас этому римлянину.
– Предательства мы не прощаем, – заявили Калиги. – И никаких исключений, ни для этой афинской шлюхи, ни для хиосского философа.
– Да уж. Надо полагать, ему следовало умереть, – встряли Азиатские шлепанцы. – Его тайные сделки с царями Нумидии и Армении можно было бы проигнорировать, но только не шантаж. И все же, – на этих словах он тяжко вздохнул, – это был уникальный ученый, и нам его будет не хватать.
– Я сейчас зачитаю весь договор, статью за статьей, – сообщили Греческие Сандалии. – Ты потом можешь перевести их на парфянский. Поскольку мы лишились твоей горько оплакиваемой наложницы, тебе придется полагаться на точность моего прочтения.
– На данном этапе, – заявили Азиатские Шлепанцы, – я не опасаюсь никакого двурушничества. Однако вы должны понимать, что все это зависит от того, станет ли господин наш Ахилла царем Египта.
– Можешь в этом не сомневаться, – проговорили Греческие Сандалии. – Мы, греки, придумали концепцию самосбывающегося пророчества. Очень скоро бог Баал-Ариман выдаст новое откровение, что господин наш Ахилла на самом деле истинный сын покойного царя Птолемея и настоящий наследник двойной короны Египта. И он отстранит от власти узурпатора, фальшивого Птолемея. И женится на его дочери Беренике, а также, возможно, и на Клеопатре и Арсиное. А затем вернет Египту его великое положение в мире и его древнюю славу.