SPQR V. Сатурналии
Шрифт:
– Ты Фурия?
– Да.
У этой гадалки был акцент уроженки Тускии, земли, лежащей сразу за Тибром. В наши дни этруски обладают репутацией великих волшебников.
– Я Деций Цецилий Метелл-младший, и я… – заговорил я.
– Если ты один из помощников эдила, то я уже заплатила пошлину.
Под пошлиной Фурия имела в виду взятку.
– Для предсказательницы у тебя небольшой дар предвидения, – усмехнулся я. – Я не имею ничего общего с эдилами.
– О, хорошо. В нынешнем году мне их уже хватило. Плохо, что приходится ожидать следующей партии.
Моя собеседница была красивой, крепко сложенной, с правильными чертами лица и с самую малость раскосыми глазами, обычными для потомков этрусков. Ее темно-коричневые волосы были заколоты за ее головным убором.
– Итак, чем я могу тебе помочь? – спросила она. – Когда люди из твоего класса хотят посоветоваться со мной, они обычно посылают своих рабов.
– В самом деле? Что ж, есть вещи, которые я предпочитаю делать сам. Вещи, касающиеся определенных, скажем так, очень личных вопросов.
– Очень умно. Полагаю, тебе не нужны лекарственные травы. Держу пари, для лечения своих болезней ты консультируешься с греческим врачом.
Гадалка пренебрежительно сморщила нос с высокой переносицей, чтобы продемонстрировать отвращение к таким новомодным чужеземным обычаям.
– В данный момент я совершенно здоров.
– Значит, афродизиак? У меня есть несколько великолепных снадобий, чтобы вернуть мужественность.
– Боюсь, что нет. И прежде чем ты сделаешь следующее предположение – нет, мне не требуется и средство для аборта.
Фурия пожала плечами.
– Тогда ты почти исчерпал резерв моих догадок.
Она странно себя вела. Продавцы обычно пихают тебе свои товары, нуждаешься ты в них или нет. А эта женщина держалась чуть ли не пренебрежительно.
– Положим, я погрузился в глубочайшую депрессию? – заговорил я.
– Попробуй умелую шлюху и кувшин вина. Это отлично приведет тебя в норму. И бесконечно расширит твой кругозор.
Гадалка почти начинала мне нравиться.
– Но эта невыносимая меланхолия… – продолжил я. – Я должен с нею покончить.
– Попробуй реку.
– Это будет не по-благородному. Ты весь раздуваешься, и тебя едят рыбы.
– Судя по твоему виду, ты провел какое-то время в легионах. Упади на свой меч. Ничего благороднее не найдешь.
Фурия забавлялась, но в то же время, похоже, сердилась.
– Мне нужен легкий и безболезненный способ покончить со своими проблемами. Разве так трудно его предоставить? – спросил я.
– Сенатор, твои речи могут заставить расти цветы, но и только. Чего именно ты добиваешься?
– Я хочу знать, почему ты так противишься, не желая продать мне абсолютно законное средство для самоубийства.
Женщина сменила свою позу со скрещенными ногами и встала – грациозно, без помощи рук. Она оказалась выше, чем я ожидал. Стоя босиком, эта гадалка могла смотреть мне прямо в лицо. Глаза ее были зелеными и удивительно ясными. Она шагнула вперед и оказалась очень близко, всего в нескольких дюймах от меня. Как хорошо обученный ритор, я знал, что она использует свою внушительную внешность, чтобы запугать меня. Ей это удалось.
– Сенатор, уходи. Слово «законный», может, и имеет какое-то значение в Сенате, но не среди нас.
Ее дыхание сладко пахло гвоздикой.
– Что ты имеешь в виду? – уточнил я.
– Я имею в виду, что не кончу, как Гармодия, и на этом рынке тоже никто так не кончит. Старайся сколько угодно, никто не продаст тебе то, что ты хочешь.
– Кто такая Гармодия? И с чего вдруг такое робкое отношение к яду?
Но я уже разговаривал со спиной Фурии. Она изящно шагнула на свою циновку, грациозно, словно танцовщица, сделала пируэт и уселась мягко, как облако. Я бы не смог проделать такое без того, чтобы колени мои не хрустнули, как веточки в огне.
– Вопрос закрыт, сенатор. А теперь – уходи. Или ты хочешь, чтобы тебе предсказали твою судьбу?
Теперь гадалка продемонстрировала намек на улыбку. Может, она дразнит меня?
– Почему бы и нет? – отозвался я.
– Тогда иди и сядь сюда.
Женщина указала на циновку перед собой – все так же изящно, как царица, предлагающая сесть римскому посланнику. Я опустился на тростник, попытавшись сделать это не слишком неуклюже. Мы сидели почти касаясь коленями. Протянув руку назад, Фурия взяла широкий овальный поднос из чеканной бронзы, очень старинный с виду – по его поверхности гнались друг за другом сотни странных маленьких фигурок. Я понял, что это работа этрусков. Гадалка положила поднос на колени, взяла бронзовую чашу с крышкой и протянула ее мне, а затем сняла крышку.
– Потряси ее тринадцать раз, крутя влево, а потом опрокинь на поднос.
В чаше было множество крошечных предметов, и я сделал, как мне велели, яростно повернув ее влево тринадцать раз. Потом я опрокинул ее, и чего только из нее не посыпалось… Камни, перья, огромное множество крошечных костей – похожие на тростник кости птиц и бабки овцы. Я узнал черепа ястреба и змеи, и желтый клык льва, настолько старый, что его мог убить еще Геркулес. Женщина рассмотрела все это, бормоча что-то себе под нос на неизвестном мне языке. Свет, проникающий сюда через дверь-занавеску, как будто потускнел, и меня коснулся холодный ветер.
– Ты пустил корни в Риме, но проводишь много времени вдали от него, – сказала гадалка. – Твоя женщина занимает высокое положение в обществе.
– А какая еще женщина может у меня быть? – разочарованно спросил я. – И какой сенатор не проводит половину своего времени вдали от Рима?
Фурия лукаво улыбнулась.
– Она занимает место выше, чем ты. И в ней есть нечто, чего ты боишься.
Это меня ошеломило. Юлия была патрицианкой. Но бояться ее?.. А потом я вспомнил, чего боюсь в Юлии: я боялся ее дяди, Юлия Цезаря.