Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]
Шрифт:
На кого опереться, на кого? Умные предают продуманно, дураки подставляют по глупости. Проверку временем не выдерживают ни те, ни другие. А делиться деньгами и властью не хочет никто и никогда. Выход один: все делать быстро. Люди поддержат, люди устали ждать.
Если правильно говорят, что чем больше актер, тем длиннее пауза, то Альберт Ларионов был великим актером. После риторического вопроса Банкира он молчал минут пять. И все молчали.
— Выход один, — сообщил наконец Высокий Шеф, — изменить дату на более раннюю. В ночь на тридцать первое все должно быть кончено. Вопрос ко всем: как вы оцениваете нашу готовность? Говорят только те, кто считает,
— Обналичить деньги, — сказал Банкир.
— Это плановое мероприятие, — кивнул Ларионов. — Дальше.
— Уничтожить архивы, — напомнил Комиссар.
— Успеваем. Еще?
— Организовать пресс-центр, — сказал Депутат.
— Правильно. Еще!
— Арестовать охрану всего высшего руководства службы РИСК, — поднял голову Резидент.
— Вот! — воскликнул Ларионов. — Я ждал этого предложения. Намекните Григорьеву, что Горбовский собирается расформировать ФСБ. Григорьев поверит и пойдет наверх. Для ареста всей охраны будет достаточно санкции Барсукова и визы Коржакова, а Александр Васильевич после летнего разговора с Малиным, уверяю вас, поставит ее.
Инструктор согласно кивнул.
— Когда охрану снимут, — продолжал Ларионов, — мы пустим штурмовиков Саркиева для физического уничтожения этих злосчастных деревьев. А отвечать за все буду я и только я.
«Говорит прямо как Гитлер», — подумал Банкир и удивился собственной эрудиции.
— Нас здесь с вами девять человек, — заканчивал Ларионов. — Запись не ведется, и прослушка не работает. Так что… при любом исходе дела терять мне будет, сами понимаете, нечего.
Этого он мог бы и не говорить. Люди, собравшиеся в ту ночь на даче в Успенском, были все очень опытные и очень понятливые.
Глава двадцать шестая
— Ну, здравствуй, Игнат Андреевич, — сказала Верба с порога, потому что дверь ей открыл сам Чуханов,
— Здравствуй, Рыжая, — не растерялся отставной полковник. — Проходи.
Зато оказавшаяся тут же Марина Редькина растерялась так, что уронила на пол тарелку, которую вытирала, идя с кухни и торопясь на звонок. Жена Тимофея не просто растерялась — она испугалась до икоты, увидев знакомое лицо суровой гэбэшницы, испугалась так, что даже не обратила внимания на ее странное обращение к отчиму.
— Посуда бьется — жди удачи, — прокомментировала Верба добродушно и стала вежливо снимать сапоги — все-таки не с обыском пришла.
— Вера, это ко мне! — крикнул Чуханов в глубину квартиры. — Мы посидим в маленькой комнате? — Потом обернулся к дочке и попросил: — Сделай нам кофе, пожалуйста.
Вот так. Внизу, в «Патроле», конечно, сидели Разгонов, Леша и Марат. На лестничной площадке, у подъезда, под окнами и даже на крыше дежурили ребята из группы Меньшикова. Одно нажатие на маленькую кнопочку — сигнал тревоги, — и меньше чем через десять секунд ее сотрудники были бы уже во всех комнатах. Но в квартиру для первого знакомства Верба все-таки пошла одна. Не такой это был для нее разговор, чтобы сразу у всех дверей автоматчиков ставить и заламывать руки поверженному противнику. Да и не верила она, что матерый агент многих разведок будет устраивать пошлую стрельбу или мордобой в присутствии жены, дочки, беременной внучки с мужем и двух пуделей. Даже обыскивать Никулина-Чуханова не захотелось. Предстал он перед ней в спортивном костюме без карманов, и было немыслимо предположить, что и в этой домашней обстановке не расстается он с прикрепленным где-нибудь под мышкой или под коленом
Он был расслаблен и скорее опечален, чем встревожен.
— Что ты хочешь знать в первую очередь? — спросил Игнат Андреевич несколько странно, будто продолжал уже однажды начатый разговор.
— Расскажи мне все. От начала и по порядку. Это ничего, что я обращаюсь на «ты»?
Никулин улыбнулся.
— Ты мне напомнила одного турка в Анкаре. Представь: жутко грязная, вонючая тюрьма. Я сижу перед ним на допросе в каком-то рванье, весь избитый, а он вдруг спрашивает на хорошем итальянском языке: «Вы не будете возражать, господин Джаннини, если я закурю?»
— Кстати, — теперь улыбнулась Верба, — где тут у вас пепельница, господин Джаннини?
Никулин встал, поплотнее прикрыл дверь в прихожую, и они закурили.
«Беседа прошла в теплой, дружественной обстановке», — подумалось Татьяне.
— Прежде всего, Игнат, объясни, почему ты намерен отвечать на мои вопросы?
— Это очень просто. Если бы меня сейчас вызвали на Лубянку или на Ходынку, да хоть в Лэнгли, я бы, конечно, молчал. Кстати, одна из моих кличек — Грейв, человек-могила. Не действуют на меня никакие психотропные препараты. Так что я бы действительно молчал. Но ты пришла ко мне сама. И неважно, кто там ждет у подъезда, только их там и что вы собираетесь со мной делать. Важно другое: «Если Рыжая найдет тебя сама, ты ей все расскажи» — Так сказал Седой. А как он сказал, так и будет.
Для любого нормального контрразведчика это был полный бред. Тополь, например, застрелился бы, но не поверил такому объяснению. Да и Ясень с трудом воспринимал такие мистические навороты. А Верба только кивнула молчав затянулась поглубже и, выдохнув дым, начала допрос:
— Девять лет назад в Домжуре ты был по заданию Седого?
— Да.
— Какое было задание?
— Совершенно ненормальное. Как и все задания, касавшиеся тебя. Перейти от наблюдения к попытке контакта. Обратить на себя внимание. Но ни в коем случае не перебегать дорогу другим мужчинам. Я еще, помнится, уточнил: «Иностранцам?» Ну, то есть мужчинам, которых ты клеила по работе. «Нет, — сказал Седой, — любым мужчинам». Появился Хвастовский, и я вновь перешел к простому наблюдению.
— А если бы контакт состоялся?
— Мы бы предложили тебе другую работу.
— В КГБ?
— На том этапе — да. В Управлении контрразведки. А потом Седой хотел тащить тебя выше.
— Чтобы в итоге убить? — быстро спросила Верба.
— Никогда. Никогда он не хотел тебя убивать. Седой мечтает приручить тебя. Это его главная цель. Он любит тебя и хотел бы всегда видеть рядом с собой. Сколько глупостей он натворил ради этого!
— Глупостей?! — воскликнула Верба. — Ради этого?! Ни хрена себе глупости! Ради того, чтобы быть со мной, убить мою лучшую подругу, мою дочь и моего мужа?! Он что, Шекспира перечитал, в смысле, перекушал? Вообразил себя Ричардом Третьим?
— Не все так просто, Рыжая, — сказал Никулин. — Он действительно убил Машу Чистякову и ее родителей. Но послушай, как все было дальше. Сердечный приступ майору Вербилову организовывал лично я. Гусева в Занзибаре убрал Четриоло по заданию Джинго. Петя Чуханов, он же Пьетро Мантелли из «Красных бригад», убил в бразильской тюрьме Диаса, а Педро был еще нужен Седому, его оставили жить. Через три года мексиканец попробовал сыграть свою игру, и Седой, теперь уже руками Джинго, на глазах у Педро повесил всю его семью. Вот когда у Педро помутился рассудок.