Спроси у зеркала
Шрифт:
Валера суеверно сплюнул через левое плечо и беззлобно улыбнулся. И улыбка-то у него вышла почти искренняя, дружеская. Да вот как-то не очень ей удалось растопить обиженное Генкино эго. Да уж, нелегко вот так сидеть в кресле человека, которого ты еще пятнадцать минут назад искренне считал своим лучшим другом, и выслушивать гадости в свой адрес. Может, 'гадости' — это не совсем подходящее слово, гадостей-то по большому счету Валерка вроде и не говорил, но как-то из всей его торжественной речи выходило, что он, Дидковский — пуп земли, а Горожанинов — дерьмо собачье, ничего не имеющее, ничего не умеющее
— Знаешь, Валер, если я живу с родителями и не работаю в банке — это ведь еще далеко не задница. Я молод, здоров, красив — это ты верное подметил — так что плакаться мне вроде не из-за чего, у меня все прекрасно, Валера. Меня любит самая замечательная девушка на свете, и я ее люблю безумно — за что же меня жалеть, Лерик? За то, что я не имею, как ты выразился, специальной точки, где мы с ней могли бы остаться вдвоем?! Но мне с ней хорошо и без такой точки. Ты, Валера, вообще можешь представить, что нам может быть хорошо и без этой твоей специальной точки?! Ты хоть представляешь, какой это кайф — бродить по улицам с любимой девушкой и, не замечая мороза, любоваться каждой снежинкой, каждым деревцом, покрытым снегом? Ты вообще когда-нибудь замечал, что заснеженное дерево перестает быть похожим на дерево, что оно становится как будто живым существом из иного, волшебного мира? Заколдованным принцем или наоборот принцессой. Да нет, куда тебе! Ты, наверное, и слов-то таких не знаешь. Может, и знаешь, да только слова эти явно не из твоего лексикона. У тебя все больше дебеты-кредиты на уме, чужие бабки да крохи от этих бабок, которые рано или поздно станут твоими. У тебя ж, Валера, не голова, а калькулятор! Ты ведь способен только на то, чтобы подсчитывать материальные блага и всевозможные выгоды, вытекающие из этих благ! И еще, Валера, ты очень правильно заметил: еще не время подводить черту, все еще только начинается. И завтра действительно все может случиться наоборот.
С последним словом Гена с размаху впечатал пустую пивную банку на столик, словно ставя точку в их споре, и поднялся:
— Вот и пообщались. Рад был повидаться, — впрочем, как раз радости-то в его голосе не было и в помине.
Дидковский опешил. Разве такого разговора он ожидал, такого результата? Он ведь и не собирался ссориться с Генкой, он же просто хотел пригласить их с Ларочкой на Новый Год!
— Эй, эй-эй-эй! Геша, ты чего?
Дидковский вцепился в рукав Генкиного свитера:
— Эй, Геша, ты что, обиделся, что ли? Вот уж чего за тобой никогда не замечал, так это обидчивости. Сядь, дурак! С каких это пор ты реагируешь на все, как красна девица?
Горожанинов стоял в центре комнаты и пытался оторвать от своего свитера Дидковского. Однако длинные и тонкие, как паучьи лапки, Валеркины пальцы держали цепко, не намереваясь разжиматься.
— А как я, по-твоему, должен реагировать?! Ты тут из меня вообще дерьмо собачье слепил, а я должен сидеть и улыбаться?! Ты для этого меня позвал, да? Чтобы на моем фоне осознать себя успешным человеком?!
Дидковский с недюжинной силой, о которой нельзя было и догадаться по его более чем хилой конструкции, усадил Генку обратно в
— Сядь, сказал! И совсем не за этим я тебя позвал! А мне, думаешь, не обидно было выслушивать твои намеки на то, что на меня бабы могут внимание обратить сугубо из-за наличия собственной квартиры и материальных благ? Так что это ты начал, не я! И все, достаточно, обменялись приятностями и хватит!
Горожанинов еще немножко порыпался в своем кресле, по-прежнему пытаясь оторвать от себя Валеркины руки. Однако быстро успокоился, вспомнив, что и сам высказался не слишком корректно в адрес друга.
— Ну я ж не думал, что ты так отреагируешь! Я ж не собирался тебя обидеть!
— Вот и я не собирался, — примирительно ответил Валерка, выпуская, наконец, злосчастный Генкин свитер и присаживаясь в соседнее кресло. — Я тоже не подозревал, что ты у нас такой обидчивый стал. Ладно, все, проехали. Ты у нас красивый, но небогатый, я — полная твоя противоположность, так что можно заявить, что мы с тобой находимся приблизительно в одной весовой категории. И мы по-прежнему друзья. Так?
— Так, — нехотя признал Горожанинов.
— Так, — с обезоруживающей улыбкой констатировал Дидковский. — Вот и замяли, вот и проехали. А звал я тебя, Геша, для того, чтобы пригласить вас с Ларочкой на Новый Год. Ты ведь сам справедливо заметил, что у меня имеется совершенно свободная трехкомнатная квартира, так почему бы нам не устроить в ней настоящий праздник?! Вот я тебе и предлагаю — заметь, совершенно официально! — встретить новый, 1998 год здесь, в этой самой квартирке! Если хочешь, можем еще кого-нибудь позвать, например, Сливку.
Генка дернулся, как от ощутимого удара током:
— Вот только Сливки в Новый Год нам и не хватало! И вообще… Знаешь, Валерик, спасибо, конечно, за приглашение — надеюсь, ты его не выдумал только что сугубо ради примирения? Только я не могу его принять. Нет, Лерик, мы не сможем прийти, ты уж не обижайся…
Кошки заскребли на душе Дидковского. Нет? Почему нет? Как это — нет?!
— Ген, ну елки-палки, я теперь что, до конца жизни должен перед тобой оправдываться и просить прощения?! Ну ведь выяснили уже все, хватит, а?
Горожанинов улыбнулся бесхитростно:
— Да нет, Лерик, ты ничего не понял. Я же не мщу — и в мыслях нет! Просто… Мы с Лориком уже кое-что запланировали…
И вот тут уже не кошки заскребли, теперь уже в самое Валеркино сердце всей своей махиной, всей своей неразумной огромностью вонзился айсберг. Что значит 'запланировали'?! И что еще за многозначительное 'кое-что'?!!
— Не понял, — едва умея скрыть растерянность, переспросил Дидковский. — Вас уже что, пригласили в компанию?
Генка заулыбался еще шире, еще радостнее:
— Какой же ты остолоп, Дидковский! Никуда нас не пригласили! Мои старики делают мне сумасшедший подарок — они уезжают на целых три дня! И все три дня мы будем вдвоем с Лориком, представляешь?! Вот это королевский подарок! Это нам с ней награда за все наши мучения, за все наши прогулки по зимнему городу! Три дня вдвоем!!! Только, Лерик, официально предупреждаю — не вздумай нарушить наше уединение! Ни звонков, ни тем более явления на порог не потерплю! Мы заслужили этот подарок! Так что можешь радоваться за нас, но не смей нам мешать. Договорились?