Спрут
Шрифт:
— Еще бы! — усмехнулся старик. Он опёрся о калитку и стал вспоминать: — В шестьдесят восьмом студенты устроили революцию. А потом была «горячая осень», когда бастовали рабочие.
— Ох, дед, да ты ходячая энциклопедия! А ты за кого был? За рабочих или за хозяев?
— Я? Я сидел перед телевизором и смотрел на демонстрации, а рядом стояла здоровая фляжка с винцом...
— Да-а, ты, видно, мудрый человек!— сказал мужчина. — Ну ладно, заеду, когда будет твой сын. До скорого!
Он сел в машину, вернулся на Аппиеву дорогу
В гостиной его поджидал хозяин дома со своими приятелями Терразини и Карризи.
Сорби представил:
— Это доктор Маурили. Человек, на которого можно положиться.
Маурили небрежно кивнул им и, не спрашивая разрешения, взял со столика на колесах бутылку с аперитивом, налил себе весьма щедрую порцию. А затем, со стаканом в руке, развалился в мягком кресле, задрав ногу на подлокотник.
— Послушайте, что я вам скажу, — обратился он к ним. — Дело это нехитрое. Я нахожу подходящую типографию, набираю гранки, а потом иду в другую типографию и там печатаю. Типографии лучше всякий раз менять, чтобы избежать неприятностей, проверок. Достаточно тысячи-другой экземпляров. Затем в надлежащий момент мы распространим их среди ответственных лиц — депутатов, сенаторов, генералов, промышленников, некоторых журналистов.
Маурили отхлебнул аперитива, подержал во рту и разом проглотил. Пухлой рукой он непрерывно, как кот, потирал себе глаза и щеки.
— Когда все подготовите, — продолжал он, — сообщите мне. Передадите все данные, сведения, в общем весь компромат, ха-ха-ха!.. А обо всем остальном я уже позабочусь сам.
— Хорошо, — сказал Терразини.
Карризи пока не произнес ни звука. Американец курил сигару, и всякий раз, когда взгляд его падал на Маурили, на лице появлялось брезгливое выражение.
Неожиданно он обратился к Сорби и, указывая сигарой на Маурили, спросил:
— А ты раньше уже использовал этого типа?
— Да, конечно. Последний раз, кажется, в прошлом году.
— Нет, нет, — вмешался Маурили, запуская руку в свою растрепанную шевелюру. — Ровно семь месяцев назад. Помните? По поводу тех трех негодяев, которые катили бочку на ваш банк. Мы их неплохо, ха-ха, приложили! Опубликовали два-три фактика — и сразу заткнули им глотку.
Маурили изменил позу и, предаваясь приятным воспоминаниям, продолжал:
— В тот раз мы использовали листовки. Вот была потеха! Все стены Рима заклеили — их имена, фамилии, участие в спекуляциях, контрабанда, истории с женщинами... Вы просто представить себе не можете! — Он говорил, обращаясь к Карризи. А американец, которому все уши прожужжали про этот самый прекрасный город в мире, чувствовал, что начинает ненавидеть Рим, где живут и процветают такие типы, как Лаудео, Каннито и этот до отвращения говорливый Маурили. Еще один болтун итальянец, проклинал его про себя Карризи.
Маурили осушил свою
— Ну, — изрядно опустошив ее, спросил он, — кого же припугнем в этот раз?
— Об этом в свое время мы вам сообщим, — сказал Терразини.
— Э, нет! — воскликнул Маурили, перестав грызть орешки. — Мне нужно знать сейчас, от этого зависит, как мне действовать.
Трое быстро переглянулись между собой, как бы советуясь. Потом Сорби сказал:
— Ну ладно, будь по-вашему. Речь идет о Себастьяно Каннито.
Маурили собирался кинуть в рот очередную горсть орешков, но так и застыл на полдороге с поднятой рукой.
— Черт побери! — воскликнул он. — Это деликатное дело.
— А также имеется в виду Ассоциация Лаудео, — добавил Сорби.
— Слишком сложно, — скривил рот Маурили. — Против кого мы хотим бороться? Против призраков? Мы же не знаем, кто за ними стоит. Придется наносить удары наугад, и ненароком можно задеть кого-то из друзей.
— И это вас пугает? — спросил Терразини.
— Меня? Я-то ничего не боюсь. Если материалы острые, все будет в лучшем виде!
— Насчет материалов не беспокойтесь, — сказал Сорби.
— Хорошо... А как насчет гонорара?
— Как обычно, — заверил Сорби, как всегда, когда речь шла о деньгах, скривив рот на сторону. — Десять миллионов за номер.
— Гм, гм, очень уж деликатное дело, — сказал Маурили. — Тут рискуешь собственной шкурой. Надо бы немножко прибавить. Ну, скажем, вдвойне. — Он внезапно встал и подошел к Карризи. — Вы меня не угостите сигарой? Очень уж хорошо они пахнут.
Американец, что-то пробурчав, открыл свой серебряный портсигар.
— Ну ладно, пусть будет вдвойне, — изрек Терразини.
Маурили затянулся сигарой и закашлялся.
— Когда приступим? — спросил он. Терразини откинул голову на спинку кресла.
— Скоро, — ответил он. — Совсем скоро.
Швейцар в подъезде нажал кнопку переговорного устройства и, когда ему ответили, сказал:
— Извините, доктор Каттани, тут к вам пришел адвокат Терразини.
— Скажите, что я сейчас спущусь. Каттани набросил пиджак, достал из ящика стола конверт и вышел из квартиры.
— Вот материал, — сказал он Терразини, протягивая конверт.
— Вы феноменальны, — сказал комплимент адвокат. Он взвесил на ладони толстый конверт и спросил» — Жареные факты?
— Да так себе, — ответил Каттани. — Старые документы, которые я выудил в архиве. Касаются скандала со строительными подрядами, в котором был замешан Каннито несколько лет назад.
— Для начала совсем неплохо, — одобрил Терразини. — Что там — какая-нибудь история со взятками?
— Не совсем так. Дело идет о гарантиях на получение кредитов, предоставленных некоторым весьма сомнительным личностям. Проступок, можно сказать, достойный снисхождения.