Спящая жертвенница или история наступления конца света

Князева Анна Олеговна

Наступило долгое молчание. Габриэлла с трудом различала тихий шёпот, который в её сознании отражался дикими, истошными воплями людей в предсмертной агонии:

– Ефим, сед… – снова заболела голова, но сквозь боль она продолжила – Ефим, ты один согреваешь мне душу и в сердце… Не надо, сед…

Ефим проникся страхом, в этот момент юноша собрал волю в кулак и поставил буквально на кон свою жизнь и существование, но не успел он сказать то, что хотел, как его снова перебила Габриэлла:

– Прошу тебя…

Ефим понял и решил не выходит и спокойно, проигнорировав это досмотреть с любимой фильм, и они не знали о смерти восьми пешек этой системы от танца печальной Виолетты, но знали о самоубийстве другой…

Гаяне никак этим днём не могла преодолеть свою лень и сонливость. В своей любимой квартирке она, отпросившись с работы, о красивом, немного смуглом брюнете в костюме швейцара, который принёс бы ей кофейку на подносе и сделал массаж ног, но вот незадача – никогда их нет, когда они нужны. Вокруг в её квартиры витала атмосфера беззаботности и роскоши, хоть она и относилась она к среднему классу. В квартире только она, больше ни души – ни

страшного, не прекрасного, лишь пустота богатства, которого в реальности нет. Интересно. Такие чувства у наших отечественных богачей, киноактёров и людей успеха? Гаяне с радостью бы узнала на своём опыте, так ли это и есть ли сходство, но солнечный свет сквозь окно, как всегда, возвращал её к реальности, развеивая все невзгоды и позывы смерти и опасности, воздух наполнял жизнью и сам этот мир словно вытолкнул ленивицу из-под одеяла. Девушка встала, взяла телефон и прочитала SMS от Жени: «Та женщина, Виолетта, покончила с собой. Я зайду вечером». Гаяне не удержалась и спросила ответным сообщением: «А труп убрали?». Через какое-то время ей пришёл ответ удивлённого Евгения: «Из неё словно выжали все соки заживо, даже при том, что труп лежал я не ощутил больше ничего, кроме презрения людей. Во всяком случае её там и было не место, но как они убирали тело, это ужас. Уборщицам сказали, мол идите уберите её и избавьтесь, а то, мол кому оно надо, суицидницу хоронить! Свиньи, да и только». Гаяне отложила телефон в сторонку и тихонечко запела мелодию, которая была ей не знакома. Послушать музыку? Нет, не хочется что-то. Тут Габриэлла, стоя рядом с Ефимом, пошевелила пальцами в воздухе и снова начала напевать мелодию и радоваться тому, как у неё выходит. Она решила пройтись по улице с любимым человеком и собравшись осуществила своё решение.

Раз уж настроение мелодичное, Гаяне и решила, не зная о Габриэлле, пройтись по магазинам, глянуть на книги, альбомы музыкантов и новые видеоигры. Набредя на первый попавшийся магазинчик, она зашла внутрь и начала исследовать содержимое, как вдруг где-то в глубине магазина услышала крик двух голосов. Внезапно, одному их них, видимо снесло голову, человек в страхе разбил витрину с дисками, взял осколок и встал, глядя на Гаяне. Гаяне же, услышав звук разбитого стекла была уже на изготовке, но не понимала, он хочет убить её или себя, а может он стоит перед выбором и открыто решение принимать не хочет?

«Ты в курсе, ублюдок, что витрины дорогие! – заорал и открыто изложил свои мысли второй человек, с которым ругался тот, что стоял с осколком в руке. – „Убери из руки осколок, Ждан!“ Я бы и сам рад уже отсюда смыться! Вот только нам никто не поможет, я не понимаю тоже что это за хрень!»

Гаяне не стала говорить им лишнего и решила просто покинуть магазин, но подойдя к двери она открыла её и войдя оказалась опять в этом же магазине, повернулась назад – вроде сзади двор улицы. Опять пошла назад и снова в магазине. «Как так то?» Глаза девушки расширились. Она поняла в этот момент причину истерики у продавцов, а те поняли, что она тоже теперь в этой же ситуации.

– Ну вот, мадам. Будем знакомы. Я Закир, а это Ждан, мой подчинённый. Вы с продуктами?

Гаяне ответила: «Н-нет».

Ждан ехидно в полуобмороке подстрекнул:

– А жаль. Еды у нас очень мало. Мы так неделю уже тут не может выбраться.

– А как это вообще возможно? – спросила девушка.

Закир съехидничал:

– Как возможно сумасшествие с абсолютным тупиком в голове, сродни деревянному столу, так и эти обстоятельства, возможны, видимо – Закир сказал это с искренней печальной иронией, сродни восхищаясь этими роковыми обстоятельствами.

Можете себе представить, что почувствовали Ждан и Гаяне, осознав, что того ещё и восхищают эти события? Ждан даже слушать его дальше не хотел, он словно одержимый адской песней, покраснел и, как зомби-мутанта перед собой лицезрел, но с идеально белыми зубами. Он Закира просто не считал человеком – торчать в такой ловушке неделю и ещё восхищаться этим!

Однако Гаяне, как и Ждан, который стоял в бешенстве, рассчитывали именно на то, что Закир найдёт выход из этого неведомого пространственного тупика в виде магазина без окон и дверей при их наличии. Почему? Потому что больше никто их них для этой задачи просто не кандидат, даже Гаяне поддалась волнению и ощущала страх сквозь полную беспомощность и тупость, словно бы рассудка и самоконтроля лишилась.

Она ещё немножко подождала, но все было тихо – лишь Ждан все стоял с осколком в руке весь красный от злости. Немного спустя послышался скрип колёс и гул голосов с улицы сквозь некую жестокую усмешку и восхищением обстоятельствами, которые возникли здесь, между людьми. Их было много и все говорили наперебой, беспорядочно и оживлённо.

Что они обсуждали? Они обсуждали общественные проблемы – недостаток производства в стране, маленькую зарплату, отсутствие фантазии и нежелание учиться чему-либо у молодого поколения и никто, ни один их них не захотел зайти в этот магазин…

О чём думала Виолетта в тех обстоятельствах, танцуя в агонии, словно сама смерть под мелодию скрипки и пианино? О чём думала Виолетта, покончившая со своей единственной жизнью в больнице? Они думали о разных вещах, но мыслили об одном и том же человеке, который этим днём, неведомо где, споткнулся, упал и умер. Искусственный кибернетический разум системы зафиксировал смерть одно из инициаторов и забил тревогу, вычисляя всех, кто имел с ним любую психическую связь, уничтожая всех, считая к этому причастными. Все ощутили из этой странной пустоты опасность, надежду и этот маленький шанс в порыве радости приключению на пути своего выживания.

Айрат Мухаметов Эрикович в тюремном заточении был погружен в мысли и мечты о воле вольной. Он был одержим этой мечтой, как диктатор одержим этой спасительной нитью к осуществлению своей жестокой идеи, он силой ухватился за это и был в этом даже чем-то прекрасен, так как не потерял надежду, будучи в этих серых стенах

за решёткой, где лишь воняло затхлостью и человеческими выделениями, тем не менее, и он и сокамерники не акцентировали на том внимания, так как не куда им от этого деться. Однако при малейшем порыве осуществить эту мечту он испытывал ощущение сильнее самой страшной эмоциональной агонии, потому что терпение его душило, выплёскивая словно кровь из кожных пор в открытое пространство – настолько он жаждал и желал лишь одного, свободы, свободы и только свободы. Иногда его мучила совесть, чувство вины, но как он не пытался хотя бы признать себя виноватым, он вспоминал страх при попытке сдержать себя от преступления и осознавал, что он не может себе даже доказать, что по собственной воле это сделал. Он не мог доказать, что сам это совершил! Не мог! Но что теперь на воле о нём говорят? Да сто процентов говорят о том, какой он жалкий, убогий, слабовольный и ничтожный, желают умереть жалкой смертью и осуждают самоутверждаясь на его моральной агонии, чем толкают его на эти муки. Он не осознавал подобие зависти, но не мог отрицать – он завидовал, он завидовал тем, кто не совершал того, что совершил он, он завидовал любому, кто на свободе и понимал, что не будет чуда и люди не смогут, либо не все смогут понять, что он не мог просто поступить иначе и, возможно, остаться в живых. Тем не менее это все равно проявление трусости, Айрат понимал, что отказ от преступления, порой, сродни суициду, как и при его осуществлении. Почему? Потому что, убивая не ради самозащиты убийца становится не нужен и так уничтожается своими страхами, но в других условиях и обстоятельствах. Однако, что это за зависть у Айрата? Это даже не зависть, это душевная самооборона, проявляющаяся похожим чувством, но имеющим совершенно иную основу, которую составляло все самое светлое – желание наладить свою жизнь, желание вернуться к старому, желание вновь обрести ту потерянную человечность и все это при разрывающих душу до крови осуждающих его людях. Если убийца согрешил, то не меньше и судья грешит, осуждая излишне убийцу, так как он самоутверждается на его ошибке, не разобравшись в сути обстоятельств и психологических моментах совершения преступления, так как при суде отрицается идея человеческой слабости и, порой, даже беспомощности не только перед обстоятельствами, но и перед самим собой. Да и самообладание – что это по сути? Страху любой человек подвержен, а значит не все застрахованы от краха. Да что там не все, вообще никто. Как не заточай себя в гроб, все равно ты не застрахован от потери самообладания, потому что это естественная реакция на противоестественные вещи, феномены и технологические проявления. Люди впадают в сумасшествие, шизофрению, бешенство, депрессии идут на преступления против себя, общества и жизни, а все почему? Потому что кому-то нужно власти и долгожительства, излишеств и чужой агонии, только поэтому. Даже самый жестоко убитый человек не может злиться вечно, злоба рассеивается и наступает возрождение и не обязательно после смерти убийцы. Порой достаточно и ослабленного проявления мести, достаточно его душевного краха и все, но почему эта игра в месть витает в обществе веками? Почему веками? Почему не решается проблема? И не решается ли она? Может все решено, а люди не могут сделать? Айрат побледнел. А почему люди не могут хорошее и полезное для общества то делать? На это же и подстрекать не надо! Это же естественно, так почему? Истребление?

Сокамерник Айрата, который внешне лысоватый блондин с носом картошкой внезапно испытал совершенно новое для себя чувство, словно его мозг прошиб церебральный паралич. Его тело аж дёрнулось и подпрыгнуло, он взвыл, сердце у него в груди так и загорелось, бешено заколотилось, словно в пожаре на казни, он вспотел и ощущал себя бессильным. Это было самое страшное, что он переживал в жизни, остальные сокамерники, включая Айрата подбежали к нему и начали осматривать, в порядке ли человек. Что же с ним случилось? Секс-игрушке с другой планеты того самого инициатора-человека, который довёл до суицида Виолетту в содействии с его товарищем понадобилась груша для снятия напряжения и для таких целей часто создавали психическое сопряжение с мужчинами-тюремщиками, где садистка принимала образ «Богини Судьбы» в психическом восприятии человека, а сам человек или умирал, или его доводила до суицида «Богиня» психически изматывая. Если бы лысый Зигмунд знал, что эта стерва, то его изводит обычная женщина, он бы вероятно сам её довёл душевно, но он не мог, ведь у него на Земле настройки гравитационной и пространственной структуры были иные, а в психику, как всем Землянам внушена беспомощность перед «Богами» с кучей различных причин мгновенной смерти и сумасшествия, которые мужчину бессознательно пугали. А кто смерти не боится? Только загнанный в угол и затравленный человек, словно зверь бросится в огонь, чтобы защитить то, что осталось для него бесценным, а больше причины так поступать у человека нет. Однако Зигмунд был реалистом, давно в криминальных структурах и для него отсидка была делом вообще обыденным, как отпуск на курорте, да и питание бесплатное, лепота. Однако он понимал, что просто так таких глобальных электрических прострелов мозга не бывает, да и к тому же. Он ведь шевелиться мог после этого! Как так? Его не парализовало! Он встал, повертелся, походил по камере, пошевелил руками, а все остальные на него смотрели – он был словно не в себе. Затем мужчина начал плакать от радости. Он ни капли не стеснялся, остальные молча отошли и не стали его больше трогать, он мысленно благодарил Бога и все, во что он верил за то, что он может ходить. За эту секунду, что его прошибло у него пролетела вся жизнь перед глазами и чего он боялся больше всего – это того, что он больше не сможет даже двигаться. Этот страх объял все его существо, а насмешка «Судьбы», словно дамоклов меч все ещё душила его тяжёлым грузом, отдающимся сильной тяжестью в плечах и сильном биении сердца закоренелого преступника. Остальных двоих – азиата и русского звали соответственно Ибрагим и Игорь, при этом азиат, судя по всему родился в России. Они разговорились и решили втянуть и испуганного Зигмунда в беседу: