Спящие от печали (сборник)
Шрифт:
В ту минуту ей стало страшно от понимания как от вынесенного кем-то приговора – страшно за тех троих, сидевших сегодня перед телевизором и тоже ни в чём неповинных. Но она уже видела: злодейство пошло раскручиваться во времени.
Дурак, дурак, не ведающий закона, под которым он живёт, – что толку жалеть этого дурака? Пружина беды начала раскручиваться во времени, чтобы настичь его однажды, весёлого и уверенного и любящего отца своих – тех – детей. Да, похоронит и он… Этого стремительного движения не остановить никому из смертных, потому что вступил в действие страшный закон, установленный
И ощущая полное своё бессилие, Лунная Красавица рассмеялась жёстким отрывистым смехом: пусть же всё будет так как будет. Потеряла она – потеряет он… И там, внизу, у подъезда, засмеялись молодые девушки и юноши, сидящие на скамейке допоздна.
Во втором часу ночи Лунная Красавица вышла с картонной коробкой, обмотанной в полиэтилен и перевязанной бинтом, и с огромным ножом, торчащим из кармана – единственным подарком поэта, считающего, что на кухне обязательно должен быть удобный тяжёлый нож. Она надела плащ, хотя ночь была жаркой, и полою плаща прикрывала эту коробку, неся её так, как носят грудных детей.
Никто не встречался на долгом пути её. Но она всё петляла меж деревьями, боясь забрести в глубь леса и боясь оказаться слишком близко к пустырю. Ветер над ней шумно и отчуждённо шелестел листвою. А стволы деревьев выступали внезапно из тьмы и, кружась, исчезали во тьме под настороженным взглядом Лунной Красавицы, не останавливающейся ни на миг – они словно обходили её стороной.
Огни большого города, сбегающие вниз по холмам, пропали вскоре и уже не появлялись в просветах меж стволами. Вдруг Лунная Красавица оступилась на быстром ходу и упала в яму, поросшую высокой травой. Она посидела немного, догадываясь, что это и есть место могилы её ребёнка, но всё ещё не выпускала коробку из рук, как что-то необычайно дорогое для себя и, может быть, единственно любимое в жизни, которое теперь должны были у неё отнять навсегда, и не двигалась, прижавшись к коробке лицом.
Время шло, и со временем усилился ветер. С шумом ветра летучий душный воздух наполнился треском ветвей, шорохами, невнятным стуком, будто кто-то невидимый перелетал с вершины на вершину и колотил по стволам сухим сучком. Но стихло всё неожиданно и замерло, и во времени образовалась пустота. Лунная Красавица медленно поставила коробку под дерево.
Она выползла из ямы, захватывая с собою хрупкие старые ветки и прошлогоднюю листву. Потом рвала и выдёргивала траву, и ещё выгребала яму дочиста руками. И принялась рыть, вонзая нож с размаху.
За этой работой Лунная Красавица успокоилась. Только позже никак не могла перестать выковыривать землю ножом и откидывать её в сторону, хотя яма давно уже была достаточно глубокой. И удар в землю следовал за ударом, и наклон – за наклоном, и прервать чередование мерных движений было невозможно.
Как вдруг совсем низко, едва не задев Лунную Красавицу бесшумным крылом, медленно и сонно проплыла над ямой странная лобастая птица – и села неподалёку на ветку.
От неподвижного птичьего взгляда, остановившегося на ней, Лунная Красавица съёжилась и замерла.
– …Кыш! – опомнившись, закричала она. – Кыш!
Птица не шелохнулась и не сводила с неё близкого сильного взгляда, будто хорошо
Мгновенный ветер, повергая листья в дрожь, пробежал по вершинам. Лунная Красавица швырнула в птицу тяжёлым ножом.
Круглоголовая, как призрак, ночная птица плавно перелетела с куста на куст. Оглядываясь на неё и озираясь по сторонам, Лунная Красавица схватила коробку, устроила её на дне ямы поудобней и стала забрасывать землёй, приминая ладонями комья, листву и сучья. Но лес оглушительно затрещал, мужской хохот раздался над её головой – кто-то двигался в темноте прямо к Лунной Красавице.
Она упала в яму, накрыв её собою, и сомкнула глаза, и сердце её стучало в рыхлую землю. Сомлев, она готова была лежать так вечно: это было блаженство бессилья, в котором нет уже места ни страху, ни отчаянью, ни боли.
Когда время ожило, нехотя двинувшись дальше, Лунная Красавица подняла лицо и долго смотрела в ту сторону, где лес делился по ложбине надвое, впуская в себя тёмно-серое небо. Там уходили, обнявшись, по своим делам тонкая девушка в светлом и шумный торопливый мужчина, рассказывающий что-то. Лунная Красавица отёрла с лица землю и сор.
– Дура… – шептала она бессмысленно. – Дура… Дура…
Она не помнила, как добиралась домой – обратной дороги словно не было вовсе. Только на лестничной площадке увидела, что дверь её освещённой квартиры распахнута – тяжёлый могильный запах заполнял подъезд. Растворив настежь окна и балкон, она ушла от этого запаха вниз, на скамью, где сидели по вечерам молодые ребята и девушки. И чтобы не кружилась голова, стала смотреть в землю, согнувшись и держась обеими руками за ноющий живот.
Вдруг наступил рассвет. Яркая розовая заря запылала в проёме домов. И в этом ярком сиянии появился бледный подросток, необычайно высокий и кривобокий.
Он прошёл мимо, в подъезд. Лунная Красавица хотела было встать и подняться к себе, но снова опустилась на скамью – бледный подросток выходил из подъезда.
Она принялась терпеливо ждать, когда он отдалится, обеспокоенная тем, что всё под нею давно намокло, что на скамье может остаться кровавое пятно. Подросток стоял перед нею в заре. И не уходил. И не отворачивал бледного перекошенного лица.
– Чего тебе надо! – хрипло прокричала Лунная Красавица. – Чего?
Он глядел перед собою без мысли и чувства.
– …Здесь живёшь? Здесь? Здесь? – принялся он спрашивать голосом пронзительным и тонким.
Лунная Красавица поморщилась и кивнула.
– Там нет никого! – сообщил он, будто процарапал скребком по стеклу. – Распишись! Ты! Передай! Срочная!
Телеграмма была ей…
Всё остальное происходило в пляске цветных пятен. Сначала Лунная Красавица тряслась в рейсовом автобусе по ужасным пыльным дорогам, с чемоданом, набитым запасными простынями, разодранными на четыре части – кровь так и не унималась. А за окном проносились рваные пятна леса, тусклые пятна полей, и мелкие пятна людей что-то спрашивали у неё и не получали ответа.