Спящий дракон
Шрифт:
«Неужели этого никогда не будет? – подумал юноша, и тоска сдавила его горло.– Ни чудесного нашего дома, ни ощущения свободы. Не будет предвкушения вечера среди друзей, не будет Мары, ее волшебно пахнущей кожи, ее рук, ее быстрого-быстрого шепота? Ничего не будет?»
– Пожалейте меня, боги! – взмолился Санти.– Не оставьте одного!
И, словно отозвавшись на эту просьбу, чья-то рука опустилась на плечо юноши. Санти оглянулся с надеждой… и отпрянул. То была рука воина, приведшего его в замковую тюрьму.
«Беззубый!» – вспомнил он, увидев щербатый рот солдата.
Воин был пьян, но держал Санти крепко.
– Не бо-ойся, ягненочек! – пробормотал он, глупо ухмыляясь.– Пойдем, поболтаем немножко! – И он потащил Санти в тень деревьев. Юноша рванулся и ударил солдата кулаком в лыбящееся лицо.
Воин
– Пойдем, пойдем,– невнятно бормотал он.– Ты славный, ягненочек! Ты понравился Беззубому. Понравился…
Санти размахнулся, но воин поймал его руку, потянул к себе…
– Игрунчик! – прошепелявил он нежно.– Шалунишка…
Темная фигура возникла у него за спиной. Быстрый удар – и плечо Санти освободилось.
– Не тревожься! – сказал тот, кто ударил. Санти не видел лица говорившего – только силуэт: ближайший костер был за его спиной.
– Тебе не нужно даже подавать голос. Подожди немного – и все уладится.
Два человека подхватили обмякшее тело Беззубого.
– Что с ним будет? – спросил Санти.– Он невежлив, но я не хотел бы, чтоб из-за меня кто-то пострадал.
Воин ничего не ответил. Он лишь приложил руку к груди и исчез в темноте.
Оглушительный взрыв хохота донесся откуда-то слева. Веселая Роща привыкла к тому, что ее обитатели иногда исчезали.
«Итак, за мной наблюдают»,– понял Санти.
И, как ни странно, мысль эта не была неприятна ему. Больше того, он перестал чувствовать себя одиноким.
Юноша подошел к ближнему костру. Сидящие вокруг подвинулись, освобождая место. В руку ему вложили кружку, наполненную теплым вином, на колени – завернутый в лепешку остро пахнущий кусок жареного мяса. И больше не обращали на юношу внимания. Но Санти было довольно того, что есть. Он глядел на пляшущее пламя, и слова шевелились у него внутри, как новорожденные щенки.
Заканчивался его четвертый день во Владении соххогои Нассини. Длинный-длинный день…
V
«Было это в давние времена. Даже маги немногое знают о них. А рассказывают так.
Пятеро гнали одного. Гнали, как степные псы преследуют жертву свою: неустанно, неотступно. И не исконной добычей пятерых был один: единокровником им – по рождению, сотрапезником – по обычаю. Чем навлек он погоню? Сие неведомо. Но день за днем, месяц за месяцем топтали пятеро одинокий след. Семь рек миновали они, семижды семь холмов. Семижды семью семь раз взошло над ними солнце. Дожди ли, воды ли быстротекущие смывали след – вновь отыскивали его неистовые.
Изнемог беглец. Пал на землю. И пала в одночасье ночь на бурые чащи Юга. Воззвал гонимый: Тур! Тур Быкоглавый! Без меры мощь твоя! Отврати от меня человеческий гнев! Укрой от казни беспощадных!
Как сказано, в давние времена было это. Не отрешились еще боги в Небесных Чертогах от воплей смертных. Услышал Тур, бог Сильный. И даровал: обратил вопиющего в дерево многолиственное.
Что же до гонителей пятерых, шли они за ним поступью скорой, упорной. В час ночной, в час отдохновения не искали они покоя. Но пришли туда, где обрывался след. И сказали тогда друг другу: ляжем тут; говорит след, что изнемогла жертва; взойдет солнце – настигнем!
Разожгли костер, свершили позднюю трапезу, легли и уснули.
Гонимый же, властью бога справедливого измененный, стоял над ними и размышлял. Вспоминал тяготы свои, страх свой, отчаяние… И обуял его гнев. Мирен облик древесный, но сила ненависти – велика. Простер он ветви свои, обвил спящих и умертвил – выпил сок жизни.
Возрадовался. Воззвал: Тур Быкорогий! Верни мне прежнее! Свободен я!
Услышал его Тур, взглянул и огорчился.
– Выпил ты сок жизней их,– сказал,– и ненависть их, зло их отошли к тебе. Если бы принял ты смерть от рук их, участь такая была бы для тебя лучше нынешней. Нет тебя более прежнего! Будешь ты теперь днем стоять недвижно, древу подобный, ночью же, терзаемый жаждой, будешь, как тварь животная, искать поживы. И если найдешь – оплетешь ветвями, погубишь, как погубил ты гонителей своих – в угоду их ненависти!
Сказал – и сделалось. И поныне – так. И если застанет тебя ночь в гибельных южных краях – бойся древа, чьи листья – цвета крови яремной, а ветви подобны рукам человечьим, кожи лишенным. Помни – одно лишь спасет тебя: меч острый и Тура Справедливого властное имя! Забудешь сие – умрешь».
Дворец возвышался над Санти, отбрасывая на площадь огромную тень, иссеченную пятнами света. Главные врата его были обращены на запад, в сторону Закатных гор, а два неровных крыла изогнулись на полмили к Полудню и к Полуночи.
Дворец был творением тысячи безумных зодчих. Арки, башни, галереи, балконы. Переходы и наружные лестницы, соединяющие этажи невероятными переплетениями. Колоннады под самой крышей и башенки, будто фаллические символы, вознесшиеся на каменных столбах в десятки локтей высотой. Лепка, мозаика, полотнища флагов, барельефы и острые шпили. Пятна ярчайших цветов были разбросаны по громадному строению. Сон сумасшедшего. Фонтаны и водопады, перетекающие с этажа на этаж… Он походил на храм, этот Дворец. Но каков же бог, которому возведен подобный храм? Бог Хаоса, безумный, отталкивающий и прекрасный одновременно, бог, который вне понимания, но не выше чувства. Дворец соххогоев, воплощение полной свободы, настолько полной, что и от самой свободы он освобожден. Воздушный и тяжеловесный. Яркий и угнетающий, он правил Владением больше, чем любой из его хозяев.
И даже нынешняя Владычица не сумела с ним совладать. От старого кормчего Санти знал, что Нассини переделала все, оставленное ей мужем. Окрестности Дворца разделили правильные линии аллей, парадная площадь была освобождена от бесформенных обелисков, уничтожен был Сад Любви и Сад Пыток – излюбленные детища ее мужа, Спардуха. Нассини посадила свои сады. Но неизменными остались десятки квадратных миль заросших лесом холмов и этот Дворец, который один возвышался над серой стеной, опоясывающей Владение. Из окон башенки Санти можно было увидеть парк, Веселую Рощу, поселок, за ним – поля и луга, на которых паслись стада коров и овец, фруктовые сады и виноградники. Земля Владения кормила и поила полторы тысячи его обитателей. Но возделанная часть была совсем маленькой в сравнении со всей огромной территорией Владения. Четыре часа требовалось всадникам, чтобы, измотав пардов, объехать снаружи серую стену и вновь возвратиться к центральным воротам, единственной бреши в этой стене.
Санти услыхал за спиной тихий плеск и причмокиванье. Он обернулся, и глаза его расширились от изумления. На низеньком столике у восточной стены стоял совершенно необычный зверь. Ростом он был немного крупнее обычной кошки, но выглядел в точности как настоящий пард, только совсем маленький. Взрослый пард, а не какой-нибудь детеныш! Полосатая голова зверя была опущена в чашку с недопитым кофе. И – боги! – он преспокойно лакал его, подергивая коротким, будто обрубленным хвостом.
Санти сделал шаг, и зверь, подняв морду, уставился на него. Ну нет, это точно не детеныш! Морда самая разбойничья! Поперек шла длинная узкая плешь, половины уха недоставало – настоящая морда старого боевого парда. Только вся голова – не больше ладони!
– Ну? – спросил зверь.– Что уставился?
Рот Санти открылся. Не потому, что он хотел что-то сказать.
– Дрянной кофе! – заметил зверь.– Надеюсь, в следующий раз будет получше.
– Ты… кто? – наконец выдавил из себя Санти.
Зверь сел, вытянул заднюю лапу и несколько раз провел по ней черным языком. Потом перемахнул на окно, задрал обрубок хвоста и пшикнул наружу желтой струйкой.
– Ну и влип ты, паренек! – промурлыкал он.– Ладно, до скорого!
И пропал.
Обалдевший Санти потер глаза. Зачем-то подошел к столу и заглянул в чашку. Кофе определенно стало меньше. Ну и что?
«Пригрезилось!» – подумал юноша и отправился завтракать.
Тренировочное поле было посыпано белым мелким песком, который рабы каждый час обрызгивали водой. Часть поля лежала в тени старого вяза, простершего мощные ветви на десятки шагов. Но воины упражнялись в основном на открытой части – солдату нужна выносливость. Впрочем, выносливость выносливостью, а большинство солдат все же предпочитали для тренировок утренние часы, когда солнце еще не печет в полную силу.