Спящий город Камбоджи
Шрифт:
Одри, обращавшаяся к ней, и правда не пыталась скрыться. Она стояла посреди коридора - здесь, хотя жила этажом ниже. Да еще и в такое время...
– Ничего страшного, - заверила ее Мари.
– Я просто не ожидала никого тут увидеть... Как ты сюда попала? С тобой все в порядке?
Художница сейчас даже отдаленно не напоминала человека, у которого все в порядке. Бледная от природы, в этот момент Одри казалась и вовсе призрачной, неживой. Это подчеркивала длинная ночная рубашка, укутывавшая ее как саван. Единственным пятном цвета были разметавшиеся рыжие локоны.
И в таком виде она ходит по отелю?! Это уж точно ненормально! Дело даже не в том, что это неприлично, ей ведь холодно должно быть.
– Надеюсь, это не я тебя своим стуком разбудила, - растерянно произнесла Мари, пытаясь понять, что вообще нужно говорить в такой ситуации.
– Нет. Я не спала. И со мной все в порядке.
Она сделала шаг вперед, и стало видно, что она босиком.
– Я что-то в этом сомневаюсь! Давай ко мне в комнату!
– Зачем?
– Чтобы тебя никто не увидел, глупая!
Отпирая свой номер, Мари пыталась сообразить, что произошло с художницей. На пьяную она не похожа, да и на умалишенную тоже. Взгляд у нее печальный, потухший - совсем как у Натали в день их последней встречи! Однако в глазах Одри горела еще и странная уверенность, сродни торжеству - такое появляется, когда решаешь, наконец, очень сложную задачу.
– Ты объяснишь мне, что произошло?
– требовательно поинтересовалась Мари, когда они обе были внутри.
– Почему ты здесь? Почему в таком виде? Откуда ты знаешь, что никто не откроет мне в том номере?
– Да потому что там никого нет. Я живу ровно под той комнатой и никогда не слышала там ничьих шагов. Здесь слышимость хорошая, уж поверь!
Словно для убедительности, Одри наступила на одну из особенно скрипучих половиц.
– Но там свет горел!
– Да. Там горит свет. Иногда мне кажется, что я слышу оттуда голоса - как будто кто-то плачет. Но там никогда никто не ходит.
Небо в очередной раз осветила молния, словно доказывая, что художница права. И от этого Мари стало не по себе.
– Бог с ней, с комнатой. Что случилось с тобой?
Одри с удивлением осмотрела себя:
– А что со мной не так? Я ведь не голая здесь хожу!
– Но почти!
– Не смеши. Это такое же платье, как то, что я носила днем. Только из другой ткани. Но разве ткань так уж важна? В определенный момент понимаешь, что это сущие мелочи, на которые не стоит обращать внимания.
Она рассуждала об этом с необъяснимой мечтательностью. На свою собеседницу Одри не смотрела, казалось, она вообще забыла, что кто-то еще находится в комнате.
– Думаю, тебе стоит вернуться к себе...
– Зачем? Это было бы нелепо, если учитывать, что я пришла к тебе!
– Ко мне?
– переспросила Мари.
– Посреди ночи?
– Конечно! Я знала, что ты не спишь. Чувствовала. Стала бы я просто так разгуливать по отелю! Это неинтересно, когда вдруг понимаешь, что время твое на исходе.
Последняя фраза прозвучала особенно зловеще. Она заставляла по-другому посмотреть на все - на белоснежную сорочку, растрепанные волосы и пустоту в глазах. Это не помешательство. Это какая-то особая, пугающая норма.
Одри пересекла комнату и остановилась у окна. Мари наблюдала за ней со стороны двери, не решаясь приблизиться.
– Что они сделали с тобой?
– спросила она.
– После того, как унесли из церкви...
– Ничего особенного. То, что и следует делать при нервном срыве. Отнесли к врачу, он сделал мне укол. Успокоительное подействовало, дало мне возможность подумать о многом. Мне очень нужно было с тобой поговорить... Я не хотела, чтобы ты запомнила меня такой - жалкой истеричкой. Поэтому не думай, что я тут снова рыдать начну! Нет, это не повторится!
– Ты придаешь этому слишком большое значение!
– Мари попыталась улыбнуться. Не вышло.
– Это недоразумение, можно сказать... Да и что это за разговоры про "запомнить тебя"? Можно подумать, ты умираешь!
Одри окинула ее долгим взглядом и снова обернулась к окну. Она провела пальцем по стеклу, будто отслеживая путь стекающих по нему капель. Говорить она явно не спешила.
– Одри... ты меня пугаешь!
– Не надо... не бойся. Все хорошо теперь. Я рада, что ты не спишь. Ты была очень добра ко мне, поэтому я и не хотела уходить просто так, не попрощавшись.
Весь их разговор напоминал наваждение какое-то. Мари хотелось подойти к девушке и хорошенько встряхнуть ее за плечи, чтобы заставить прийти в себя. Но что-то удерживало ее, лишая права прикасаться к художнице.
– Одри...
– Для себя я уже решила. Не надо злиться на меня. Я пообещала, что не буду плакать. И я не буду. Но я все равно расскажу тебе, что происходит.
– Здесь?
– Нет. Со мной. Мне так тяжело было все эти дни... Не жалей меня. Сегодняшний день уже не считается. Сегодня все хорошо. Но раньше... Знаешь, почему я все время рисовала?
– Почему?
– как завороженная повторила Мари.
– Ты еще подшучивала надо мной, говорила, что на отдыхе надо отдыхать. Я же не могла остановиться! Мне казалось, что если я буду рисовать, то она ничего мне не сделает. А она постепенно, шаг за шагом, отбирала у меня эту способность.
– Кто "она"? Ты уже не первый раз упоминаешь ее! О ком ты говоришь?
Но Одри словно не слышала ее. Она продолжала:
– Сперва я поняла, что не могу писать картины. Это было уже когда организовали выставку... Я решила, что мне чудится. Я просто переработала, поэтому способность исчезла временно. Я не осознавала, что это она. Она вытягивала из меня то, что было для меня самой жизнью. Я попыталась сопротивляться. Каждая линия, которую я нарисовала с тех пор, была частью стены, которой я наделась отгородиться от нее.