Спящий сфинкс
Шрифт:
В комнате воцарилась тишина.
— Да, — сказал Холден, — все мы ходим под богом.
— И все-таки я ненавижу его, — тихо проговорила Силия. — Ненавижу даже теперь, когда знаю, что Марго была… такая и что он никогда не обижал ее. Не знаю, наверное, это ужасно говорить так, когда он…
— Да, кстати, как он? — поинтересовался доктор Фелл.
— Пока неизвестно. Дорис сейчас в больнице, мы ждем ее с минуты на минуту. — Силия помолчала, потом заявила твердо: — Я ненавижу его! За то, что он лгал — говорил, что я сумасшедшая, и что Марго умерла естественной смертью, и что не было никакого пузырька, хотя сам прекрасно знал, что все это не так! Дон, милый, я наделала много глупостей! Но ты ведь не винишь меня за это?
— Нет, конечно!
— И я тоже, — сказал доктор Фелл. — Но, гром и молния, вы заставили меня поработать мозгами! — Он покачал головой и проговорил, обращаясь к Холдену: — Помните, во время разговора в галерее я сказал вам, что девушка абсолютно здорова и находится в полном рассудке? Да, она утверждала, что видела привидения, но, увидев вас, почему-то не приняла вас за призрак — и это означало, что она не страдает галлюцинациями. В то же время мне необходимо было убедиться, что она не…
— Что она не?..
— Не подтасовывает факты! — сказал доктор Фелл. — Благоговейный страх выразился вдруг на его лице. — Когда мы отправились распечатать склеп, я был порядком напуган. Да, да, ужасно напуган! Не потому, что боялся чего-то потустороннего, как вы, наверное, подумали. Просто я опасался, что, если она, как можно было заключить из ее письма, подсовывала ложные улики, полиция обвинит во всем ее. Когда мы открыли склеп, и там все на первый взгляд казалось нормальным, если не считать сдвинутых гробов, я испытал такое облегчение, что даже инспектор Кроуфорд заметил это. Я начал на всякий случай сбивать Кроуфорда со следа, пытаясь убедить его, что никто не мог проникнуть в опечатанный склеп, и вдруг, в тот самый момент, когда я уже решил, что все обошлось, он наткнулся на этот проклятый пузырек, который могла подбросить только Силия. Я снова впал в отчаяние.
— Доктор Фелл, но почему же все-таки гробы оказались сдвинуты? — спросил Холден.
— Ах да, это… — проговорил доктор Фелл с виноватым видом. — Боюсь, моя болтовня запутала не только Кроуфорда, но и вас.
— Да какая там болтовня! Вчера Локи заявил, что два новых гроба — Марго и некоего Джона Деверо — весят по восемьсот фунтов каждый. Кто мог расшвырять их?
— В этом-то и заключалась моя уловка. Я хотел сбить с толку Кроуфорда и нарочно употребил это слово — «расшвыряли». На самом деле гробы никто не расшвыривал, их приподняли.
— Ну хорошо, пусть приподняли. Но как или кто?
— И снова, — сказал доктор Фелл, — ключ к разгадке — вода.
— Вода?!
— Современные гробы воздухонепроницаемы, а стало быть, и водонепроницаемы. Они могут плавать.
Холден недоуменно смотрел на доктора.
Доктор Фелл объяснил:
— Земли вокруг «Касуолла», как вы должно быть заметили, богаты грунтовыми водами. Немцы называют их…
— «Grundwasser!» — пробормотал Холден, осененный внезапным озарением. — «Grundwasser!»
— Вот именно. Они поднимаются почти до поверхности земли осенью и весной, а летом и зимой их уровень спадает. Всякий, кто хорошо знает здешние места, мог бы побиться об заклад, что осенью и весной этот склеп затопляет. Как вы видели, он расположен на четыре фута ниже уровня земли. И там очень сыро. Кроуфорд, пройдясь по склепу, оставил четкие следы на песке, чего не случилось бы, будь песок сухим. Водонепроницаемые гробы подняло на четыре фута, и они плавали по склепу, пока вода не спала. А вот самый старый гроб, пролежавший под землей с шестнадцатого столетия и подгнивший, с места не сдвинулся, так как в него залилась вода. Гроб, захороненный в восемнадцатом веке, лишь немного развернуло и сдвинуло, только и всего. Вы… вы понимаете, о чем я?
— Да, — изумленно проговорил Холден.
— Ничего подобного в «Касуолле» прежде не происходило, — продолжал доктор Фелл, — потому что этот склеп — новый. И, кроме старого склепа на холме, куда не достигают грунтовые воды, он — единственный на всем кладбище. Но такие явления часто наблюдались в других местах.
— Стало быть, песок на полу…
— Естественно, на нем не было никаких следов! Поднимающаяся и спадающая вода, сместившая гробы, стерла их. Черт возьми, я же дал вам тогда зацепку! Новый замок, расположенный довольно высоко, вне досягаемости воды, открывается со звонким щелчком. Зато нижняя дверная петля издает скрип и скрежет. Почему? Потому что она заржавела от воды! От воды!
— И все?
— Да, — сказал доктор Фелл. — Только и всего.
— Я преступница, Дон! — проговорила Силия сдавленным голосом. — Я прочла об этом в книге и решила воспользоваться случаем. Ты очень зол на меня?
— Не говори глупостей, милая! С какой стати?
— Но доктор Фелл, наверное, обижается?
— Да, обижаюсь! Гром и молния!
— Вы имеете на это полное право. Я ужасно перед вами виновата. Мне жаль, что так получилось! Я искала пузырек, похожий на настоящий, и нашла его в подвале в «Уайдстэрз», куда Ронни, наверное, спрятал его. Я взяла этот пузырек и подбросила его в склеп, когда мы с вами ходили опечатывать его. Конечно, вы вправе обижаться на меня!
— Чепуха, дитя мое! — возразил доктор Фелл. — Меня обижает вовсе не это, а то, что вы не захотели довериться мне. Если бы вы поделились со мной своими намерениями, я мог бы научить вас куда более эффективным способам подбрасывать ложные улики, и вам бы не пришлось сочинять эту нелепую историю с привидениями.
— Но я была в отчаянии! Торли усмехался и называл меня сумасшедшей. Тогда я решила впрямь притвориться сумасшедшей и посмотреть, как ему это понравится. А вместо этого меня стали подозревать.
— Теперь понятно, почему вы так долго не обращались в полицию, — вы ждали, когда грунтовые воды поднимутся, а потом, летом, спадут.
— Да. Но как назло июнь выдался ужасно дождливый, и в склепе еще могла оставаться вода, поэтому я не решалась начать игру. Но в июле установилась жара, поэтому я рискнула. А Торли… — Силия вдруг замолкла.
Дверь в холл отворилась, и на пороге появилась Дорис Локи. Глаза ее, явно припухшие от слез, блуждали по сторонам. Следом за нею вошел ее отец. Он очень переменился, словно за один день постарел на десять лет.