SQUAD. Час Пса
Шрифт:
– Если вы, мля, в редакцию, нам по пути. Садитесь, коллеги!
И тут же в «воронке» зазвучал кассетник. Какой-то разбитной, гнусавый голосок заспевал под гармошку:
Бледную поганку
Выловил в борще.
Ты меня не любишь,
Милая, ваще…
Простата включил мигалку и под ее всепроникающий вой пулей домчал друзей до редакции.
Главный редактор «Сенсаций недели», Владимир Евсеевич Слоним, битый-перебитый провинциальный царедворец от журналистики, готовился, попивая чаёк в подстаканнике из фирменного поезда
Еврей, крещёный в девяностые в когорте всей номенклатурной верхушки Завейска, Слоним в православии поначалу отнюдь не усердствовал, однако в последнее время зачастил в церковь. Видимо, надеялся отмолить у Бога свою молодость, изобиловавшую грехами, грешками и грешочками.
На старательно дышащего куда-то подальше в сторону Торцева главный смотрел испепеляюще-гневно как Зевс на черепаху. Тучи над головой Толяна развеялись лишь после того, как Слоним, прозванный сотрудниками, естественно, Слоном, узнал, что перед ним собственной персоной Георгий Распоров.
– Золотое перо России! Собкор телевидения! Наш политобозреватель! Как приятно: такой «политобоз» – и к нам! Надолго ли? Чем обязаны? Неужели фильм о нашем городе делаете?
– Приехал в гости к родственникам, – не стал пускаться в детали Распоров. – И тут, представьте, случайно встретил старого университетского товарища. – Он показал на Толяна. Тот в тщетной попытке реанимироваться уже успел налить себе мутной воды из редакторского графина. – Не мог не зайти к вам, достойному ветерану нашего славного печатного цеха.
– Как это правильно, как верно! Лучше сделать и пожалеть, чем потом жалеть, что не сделал, – многозначительно выдал Слон, следуя своей привычке говорить афоризмами за неимением собственных мыслей. – И какие планы у примы нашей журналистики? Помним ваши смелые публикации: «Известия», «Комсомолка», «Совершенно секретно»… Репортажи из горячих точек! Интервью со знаменитостями! Напряженные журналистские расследования! Как же!..
– Спасибо на добром слове. Вот решил задержаться в Завейске. В принципе, я – в отпуске сейчас. Но хотел бы посотрудничать недельку-вторую с вашим изданием, о котором много слышал. Тем более что соавтор у меня уже есть. – Гоша показал на Торцева. Тот жадно заглатывал второй стакан сомнительной по цвету влаги. – И первую тему уже выбрал: «Зона стай большого города». Проблема бесхозных собак в Завейске. Согласны?
– А как же!.. Всё верно: достойных тем в нашем мегаполисе – море разливанное! Можем оформить временный краткосрочный договор, а можем и вообще договориться исключительно о гонорарах, – засуетился Слон. – Обещаю: платить будем хорошо и честно, по верхнему тарифу. Нам очень ценно такое сотрудничество. Можно попросить ваш паспорт? Фотокарточка у вас с собой есть? Вижу, имеется. Отлично! Формальности, формальности… – Вызвал секретаршу и отдал приказ помощнице временно оформить Распорова на договор. – Надеюсь, проведете к тому же, Георгий Владимирович, и мастер-класс для нашей талантливой, перспективной молодежи! Объясните доходчиво молодым журналистам, что мы, российские мастера пера, не раскачиваем Землю, а только придаем ее оси правильный в свете решений – показал куда-то в небо – угол наклона.
После такой высокопарной тирады Гоше оставалось только откланяться. Торцев, которого окончательно разморило, ватной походкой выпилил из высокого кабинета вместе с ним.
В приемной Распорова уже ждала секретарша с выписанным на его имя удостоверением спецкора «Сенсаций недели».
– Позвони Простате, – на выходе из редакции предложил Толяну Гоша. – Надо бы нам подъехать на место убийства.
– Завтра – что только пожелаешь, старик: любой каприз… А сегодня – уволь! – Взмолился Торцев, глядя за горизонт сквозь запотевшие стекла очков, чудом зацепившихся за кончик носа. – Зря что ли я столько водки заглотал? Нет, пойду и срочно приму горизонтальное положение… Завтра ровно в десять встречаемся на этой же точке. – И он показал себе под ноги.
По большому счету Гоша был рад, что может вернуться в дядину квартиру. В кабинете его ждала загадочная рукопись.
У автобусной остановки, в сквере, недалеко от редакции он увидел двух крупных собак. Потом – еще одну, с белым пятном на лбу, за ней – ещё, пестренькую… Стая не выражала к прохожим никакой враждебности, чужаков она не замечала. Звери существовали в своем пространстве, а люди – в параллельном, в своем. Псам они пока не мешали.
Три собаки лежали преспокойно кружочком на месте бывшей клумбы. Четвертая стояла несколько в стороне, глядя в направлении проходивших мимо людей. Она была начеку. Стерегла свой хвостатый отряд. Готова была кинуться, ощерив клыки, на любого, кто специально или ненароком вторгнется в ничем не обозначенную для людей, но такую очевидную для псов их заповедную зону.
В маршрутке Гоша, было, прикорнул с устатку, когда услышал разговор двух пенсионеров:
– Смотрел вчера, Иваныч, передачку «В мире животных»?
– Не-а… Я Соловьёва с его присными слушал. Такая, скажу тебе, пидорача – хоть святых выноси!
– А зря. Там про собак рассказывали. Не поверишь, Иваныч, собака, когда отряхивается от воды, испытывает нагрузку во много раз больше космонавта, вылетающего в космос. А с ходу, стартуя с места, сразу развивает скорость в сорок километров в час. Как хорошая машина. В пять раз быстрее человека.
– Это точно. Тут никакому человеку в жизнь не поспеть… Звери – куда там! – совершеннее людей. И всё равно мы с тобой, Николай Ильич, цари природы. Впрочем, гляжу я на то, что вокруг нас творится, и думаю: «Надолго ли ещё?»
«Ишь какие сокровенные философы в Завейске обретаются!» – подумал Гошка, глядя на земских ветеранов социалистического труда.
«Зона псов». Так и будет называться будущий материал для «Сенсаций», решил Георгий. Хорошее название… Во всяком случае – пока. А там время, как всегда, покажет! Оно обычно не ошибается.
* * *
Округлым четким почерком, с решительным наклоном вправо, на странице было выведено СОНЕТ:
Вот взяли бережно за рамена
И в храм ввели, пригнув профану выю…
И слушаю незримого витию,
Клянусь молчать и чашу пью до дна.
Три раза странствую. И тьма грозна,
И огненную прохожу стихию.
И вдруг прозрел и вижу литургию:
Ступени, пламя, труп и тишина…