Среда обитания
Шрифт:
– Вы товарищ Корнилов?
– спросила сухонькая седая старушка в маленькой приемной.
– Виталий Иванович вас ждет.
Кабинет у Виталия Ивановича оказался таким же крошечным, заваленным книгами, папками. На окне в обычном графине стоял букет белых и черных гладиолусов.
Крупный, кряжистый мужчина лет пятидесяти, с копной чуть вьющихся светлых волос вышел из-за стола, протянул руку:
– Трофимов.
Показал Корнилову на единственное поистершееся кожаное кресло возле маленького столика с мраморной столешницей. Сам сел за стол. Сказал,
– Книги и архивы скоро вытеснят из этого дома людей.
На одной свободной стене висела старинная гравюра с изображением наводнения в Петербурге, на другой - огромная стеклянная табличка с надписью: "Курить строго воспрещается".
– За время моей работы в институте представитель милиции впервые в этом кабинете, - сказал Виталий Иванович.
– А я здесь уже пятнадцать лет. Что-то стряслось серьезное?
– А разве после убийства Рожкина никто в институт не приходил?
Трофимов нахмурился.
– Да, приходили. Я знаю. Но сам был в экспедиции.
Корнилов вытащил из кармана конверт, извлек страничку из блокнота, протянул заместителю директора.
– Виталий Иванович, эта запись ничего вам не говорит?
Трофимов взял листок, внимательно прочитал, посмотрел на оборот листка.
– Не очень понятная запись... Что имел в виду писавший? Какой архив? Если наш, то у нас всегда стоят впереди буквы ЛИ - Литературный институт. В Пушкинском доме П и Д - Пушкинский дом... А здесь...
– Значит, все-таки архив?
– быстро спросил подполковник.
– Конечно! О и Ф - означают "общий фонд". Первые три цифры, наверное, номер описи. Потом номер дела, номер листа. Если, конечно, речь идет об архиве.
– А если человек делает запись для себя?
– сказал Корнилов.
– Для памяти, так сказать. Зачем ему писать первые две буквы Л И, он ведь их так знает...
– А кто писал?
– Рожкин.
– Рожкин? Николай Михайлович? Значит, это наш фонд. Правда, он работал и в других архивах. В ЦГАЛИ, в Литературном музее.
– Можно посмотреть, что скрывается за этим номером в вашем архиве?
– Конечно.
– Виталий Иванович что-то написал на маленьком твердом листке, встал из-за стола, открыл дверь в приемную.
– Мария Михайловна, - позвал он секретаря.
– Очень прошу вас истребовать эту папку.
– Трофимов протянул ей листок.
– Вы думаете, знакомство с архивом поможет вам в вашей работе? спросил он, вернувшись на свое место за столом.
Корнилов пожал плечами.
– Тан, так, так...
– быстро пробормотал Трофимов.
– Интересно. Очень интересно. А почему вы заинтересовались только этой папкой? Ведь у Рожкина в его бумагах осталось, наверное, немало таких записей? Он все время работал с архивами.
– Убийца не тронул ни деньги, ни документы Рожкина. Дорогие часы, подарок вашего института, остались на его руке. Пропала только записная книжка. Несколько дней назад мы нашли этот листочек, вырванный из нее. Корнилов тронул рукой страничку.
– Один этот листок в клеточку
– Так, так, так.
– Теперь в скороговорке Трофимова сквозила тревога.
– В высшей степени любопытно. В высшей степени! Вы не курите? вдруг обратился он к подполковнику.
– Курю. Но у вас такие объявления.
– Игорь Васильевич кивнул на табличку "Курить строго воспрещается".
– Да, да! Запреты, запреты. У нас же всюду бумаги. Архивы. Ценнейшие архивы. Но мы закроемся.
– Виталий Иванович хитро улыбнулся, достал из стола пачку "Столичных", маленькую пепельницу, повернул в двери ключ. Мария Михайловна постучит.
Они с удовольствием закурили.
– Виталий Иванович, а что вы можете сказать об Озерове?
– спросил Корнилов.
– Вы и с ним знакомы?
– удивился Трофимов.
– Немножко.
– Георгий Степанович способный ученый. В двадцать семь защитился. У него уже была готова докторская, но...
– Виталий Иванович поморщился. Озеров стал разбрасываться, занялся кладоискательством.
– Кладоискательством?
– удивился подполковник.
– Не в прямом смысле. Хотя при известном допуске.
– Трофимову явно не нравилась тема "кладоискательства" Озерова.
– Он стал искать пропавшие биб лиотеки. Библиотеку Ивана Грозного, которая якобы спрятана в Александрове Владимирской области, библиотеку Демидова.
– Трофимов помолчал, раздавил в пепельнице сигарету.
– Ничего плохого в этом нету. Я сам в молодости мечтал отыскать библиотеку Грозного. Но Озеров стал манкировать научной работой, два года подряд не выполнил план. Мы как-то поставили вопрос на ученом совете, предложили Георгию Степановичу провести летом экспедицию в Александрове, привлечь студентов. Мы даже на это пошли. Он не захотел. Сказал, что массовость погубит дело. А получается, что он губит себя...
В дверь осторожно постучали.
– Прячьте сигарету, - шепнул Виталий Иванович.
Корнилов загасил окурок, положил в пепельницу. Трофимов спрятал пепельницу в стол, разогнал какой-то папкой дым и только тогда открыл дверь.
На пороге стояла Мария Михайловна:
– Виталий Иванович, шестой папки на месте нет.
– Кто с ней работает?
– Никто не работает.
– Мария Михайловна, ну куда же она могла деться?
– Трофимов говорил тихо, но в его голосе явно чувствовалась тревога.
– Что говорит Герман Родионович?
– Герман Родионович крайне обеспокоен. Он...
– Мария Михайловна не успела договорить. В кабинет вошел пожилой сухощавый мужчина. Наверное, от волнения на щеках у него горели пунцовые пятна.
– Виталий Иванович, - чуть заикаясь, громко сказал он.
– У нас чепе, пропала шестая папка. Нет, нет! Это исключено, - мотнул головой мужчина, заметив, что заместитель директора хочет возразить.
– В другое место она попасть не могла. Пропала также опись и формуляр из картотеки... закончил он убитым голосом.