Среда обитания
Шрифт:
– Герман Родионович, что могло быть в этой папке?
– тихо спросил Трофимов.
– Там были письма Жозефины Наполеону.
– Черт знает что такое!
– Виталий Иванович посмотрел затравленно на Корнилова, словно тот был виноват в пропаже, открыл стол, вытащил пепельницу и, уже не таясь, закурил.
Мария Михайловна и Герман Родионович молчали.
– Садитесь, Герман Родионович. Закурите.
– Трофимов толкнул сигареты на середину стола.
– Спасибо, Мария Михайловна, вы свободны.
Герман Родионович достал сигарету, закурил. Руки у него дрожали.
– Это товарищ Корнилов с Литейного, - Виталий Иванович кивнул головой в сторону подполковника.
– Из Управления внутренних дел, - уточнил Игорь Васильевич, потому что на Литейном, четыре, они размещались вместе с Комитетом госбезопасности.
– Герман Родионович заведует у нас архивом, - сказал Трофимов. Никак не могу прийти в себя. Письма Жозефины! Куда их там засунули?!
– Их никуда не засунули, - медленно, чуть ли не по складам выдавил Герман Родионович.
– Их украли. Товарищ Корнилов ведь недаром к нам приехал.
– Вы что, знали об этой пропаже?
– с удивлением и с надеждой воскликнул заместитель директора, обернувшись к подполковнику.
– Нет. Не знал. Но у меня есть листок, на котором рукою покойного Рожкина была записана эта шестая папка...
– Рожкина?
– встрепенулся заведующий архивом.
– Рукою Рожкина? Да, да! Николай Михайлович работал с этой папкой. Он брал ее за несколько дней до смерти. Он же занимался войной двенадцатого года...
– А кто еще работал с этими документами?
– спросил Корнилов.
– Ну-у...
– Герман Родионович смешно помахал перед собою руками, словно хотел отыскать ответ в струйках сизого табачного дыма.
– Озеров работал. Ну, этот из праздного любопытства. Считает, что в переписке французов, воевавших в России, можно найти упоминание о том, где затопили подводы из разграбленной Москвы.
– Давно брал Озеров эту папку?
– Разве упомнишь, - сказал обиженный таким вопросом заведующий архивом. Но похоже было, что памятью он обладает отменной, потому что тут же добавил: - Думаю, что в апреле. В конце апреля.
– Вот и спросим сейчас Георгия Степановича, на месте ли были в то время письма Жозефины.
– Виталий Иванович снял трубку и набрал трехзначный номер.
– Алла Семеновна? Здравствуйте. Это Трофимов. Попросите Георгия Степановича заглянуть ко мне.
Корнилов услышал, как густой женский голос ответил:
– Георгий Степанович ушел. Он плохо себя чувствует.
"Наверное, брюнетка", - машинально подумал Игорь Васильевич.
– Давно ушел?
– Только что.
Трофимов повесил трубку.
– Пять минут назад заходил ко мне в архив живой, здоровый, проворчал Герман Родионович.
– Он был у вас в архиве, когда туда пришла Мария Михайловна? Корнилов даже подался в сторону заведующего архивом.
– Пришла за шестой папкой?
– Да.
– Извините, Виталий Иванович.
– Подполковник встал.
– Мне нужно позвонить.
– Пожалуйста.
– Трофимов пододвинул ему один из аппаратов.
– Этот городской.
...Трубку снял Белянчиков.
– Юрий Евгеньевич, возьми с собой Лебедева и срочно на квартиру Озерова. Пулей! Если его еще нет, подождите. Я попрошу у прокуратуры разрешение на обыск...
Корнилов положил трубку и посмотрел на часы: было без пяти два...
В четырнадцать часов двадцать минут он был уже в своем кабинете на Литейном, 4.
В четырнадцать тридцать Корнилову позвонил Белянчиков и доложил, что в квартире Озерова на звонок никто не отзывается.
– Ждите, - сказал подполковник.
В четырнадцать тридцать пять прокурор дал разрешение на задержание Озерова и проведение обыска в его квартире. Бугаев, к этому времени уже выяснивший место работы Елены Дмитриевны, супруги Озерова, и дожидавшийся в кабинете подполковника окончания его разговора с прокурором, молча поднялся с кресла и направился к двери. У подъезда его ждала оперативная машина, чтобы ехать за Еленой Дмитриевной - обыск в квартире Озеровых хотели провести в ее присутствии.
На первом этаже, в просторном зале дежурного по городу, оператор передавал во все отделения милиции при вокзалах и в аэропортах подробные приметы Озерова. Работники Госавтоинспекции получили указание задержать автомашину "Волга" цвета "антрацит" с номерным знаком 14-59 ЛЕШ, а ее владельца доставить в Главное управление.
"Как бы этот тип не натворил еще глупостей, - с тревогой подумал Игорь Васильевич, когда в пятнадцать тридцать дежурный по городу доложил ему, что никаких сведений о разыскиваемом еще не поступило. Подполковнику почему-то показалось, что Озеров может решиться на самоубийство.
– Разве мыслимо пережить момент, когда коллеги и ученики станут свидетелями твоего позора в зале суда?
– Но, подумав так, Корнилов невесело усмехнулся. Хорошо, что у вас в голове, товарищ милиционер, хоть изредка мелькают такие мысли. Можете не спешить с увольнением в запас. Только Озерова вы скорее всего переоценили".
В пятнадцать сорок дежурный позвонил снова и доложил, что Озеров задержан на Московском вокзале.
Георгия Степановича арестовали в тот момент, когда он доставал из багажного автомата небольшой, желтой кожи чемодан. В чемодане лежали несколько чистых рубашек, пижама, галстук, электробритва "филиппс" и множество мелочей, без которых не отправляется в дорогу человек, привыкший к комфорту. Кроме того, там был фирменный институтский конверт с девятьюстами двадцатью долларами двадцатидолларовыми купюрами и тонкий портфельчик с пожелтевшими от времени бумагами и несколькими инкунабулами. Среди бумаг - подлинных бумаг!
– подписанный императором Петром Алексеевичем мирный договор со шведами, письма канцлера Горчакова поэту Тютчеву.
– А где же письма Жозефины?
– поинтересовался Корнилов, когда Озерова привели к нему в кабинет.
Георгий Степанович не ответил. Он рассеянно смотрел в окно, на зеленые и коричневые ребристые крыши домов, где давно уже отслужившие свою службу печные трубы напоминали бессрочных часовых, расставленных каким-то сумасшедшим разводящим.
– Они у вас? Дома?
– с тревогой спросил подполковник.
– Нет. Не у нас. Не дома, - совсем тихо, почти шепотом ответил Озеров и неожиданно закричал, стуча кулаком по костлявому колену: - Проклятая шпана! Шпана! Шпана! Он взял их у меня, чтобы переснять, а через неделю принес эти доллары!