Среди людей
Шрифт:
— И поеду! — крикнула Галя. — Хотя бы для того, чтобы из моих учеников не выросла такая сволочь, как ты.
Борис перестал ухмыляться и сделал шаг к Гале. Я положил руку на его плечо. Он стряхнул мою руку и пропищал:
— Жених и невеста замесили тесто… Поработаешь одну зиму, а потом станешь мать-героиня: нарожаешь Генке детей…
Нас разняли. Набить ему как следует морду не успел.
«Мы ездили всем классом в колхоз «Рассвет» копать картошку. Жили там десять дней. Землю уже схватило морозом и присыпало снегом. На двадцать девять человек у нас
Эту заметку я написал для нашей школьной стенгазеты. Весь стенгазетный материал перепечатывают в канцелярии на пишущей машинке. Когда мы уже собирались наклеивать заметки, пришла Ольга Михайловна.
Она наткнулась на то, что я написал.
— А не считаешь ли ты, Гена, что все это у тебя слишком сгущено? — спросила Ольга Михайловна.
— Но так было в действительности, — сказал я. — Вам же ребята рассказывали.
— Видишь ли, Гена, стенгазета висит в актовом зале, ее читают не только твои одноклассники, а вся школа. Значит, твоя заметка невольно будет носить обобщенный характер. Да и в смысле стиля я ждала от тебя большего.
— А разве есть стилистические ошибки? — спросил я.
— Ошибок как будто нет. Но написано это казенно и сухо, прости меня, по-канцелярски. А ведь территория «Рассвета» расположена в живописнейших местах! Почему ты не описал природу, восход солнца, лесной массив на горизонте? Я убеждена, что вы пели по вечерам у костра. Ведь пели же?
— Пели.
— Веселые песни?
— Иногда веселые.
— Почему ж ты этого не описал?.. Нет, Гена, твою заметку не следует печатать в школьной стенгазете. Тем более что это праздничный ноябрьский номер.
— Но редколлегия решила…
— Редколлегия может ошибаться.
— Ольга Михайловна, а разве вы не можете ошибаться?
— Вероятно, и я могу. Но не тебе об этом судить.
Вот и весь разговор. А я не собирался описывать природу. Нам картофеля было жалко.
Неохота писать дневник.
Ничего выдающегося не происходит.
А мыслей все нет и нет.
Нравится наш новый учитель Николай Семенович, он у нас с сентября. Сперва как будто ничего особенного, но он разговаривает иначе, чем другие учителя литературы.
Кажется, разница вот в чем. С ним легче быть таким, какой ты на самом деле. Н. С. и сам такой, какой на самом деле.
У нас в классе висит плакат: «Человек — это звучит гордо». И каждый считает, что это к нему лично относится. А по-моему, Борька Калитин не звучит гордо. Здесь М. Горький что-то недодумал. Я понимаю, Горький имел в виду, что к человеку надо относиться с уважением. С этой мыслью совершенно согласен. Но она написана в таком виде, как бывает в алгебраической формуле: подставляй любую цифру и получится правильно. А вот и не всегда правильно. Мне, например, и в самом себе многое противно. Генка Мещеряков тоже не звучит гордо. Плохо он пока звучит. Галя — гораздо лучше.
Хочу высказаться в дневнике по одному вопросу. В классе произошли события, которых пока до конца не понимаю. Дело в том, что на уроках литературы давно дают писать сочинения на свободные темы. Ребята относятся к этому по-разному. Лично я люблю такие сочинения, особенно если интересная тема. Гале тоже они нравятся. А некоторые ребята относятся к этому делу с опаской. Они так говорят: напишешь свои откровенные мысли и схлопочешь двойку. Или еще иначе: я-то ничего не боюсь, но можно подвести учителя — он же за нас отвечает.
Вообще-то, конечно, об этом приходится думать, особенно в конце четверти. Мы же видим, как нервничают учителя, когда в классе много двоек и троек. В своем дневнике могу написать по секрету, что в восьмом классе учительница исправила в моей диктовке две ошибки так незаметно, будто это я сам написал правильно.
С сочинениями на свободную тему, конечно, сложный вопрос. Если не слизывать прямо с учебника или из газеты.
Когда еще в начале учебного года Н. С. просил нас написать о любимых книжках, Галя поднялась и спросила:
— А как писать, правду или неправду?
Н. С. ответил:
— Растолкуй, пожалуйста, подробней твой вопрос. Я его не очень понимаю.
Она пояснила, что ее любимой книжкой может быть такая, которая не нравится Николаю Семеновичу.
— Ну что ж, вполне естественно, — сказал он. — У нас с тобой могут быть разные вкусы.
— А если я расхвалю книгу, которую ругали в газете?
— И это может случиться, — сказал Н. С. — Ведь ты же в своем сочинении попытаешься доказать, почему тебе понравилась книга? Вот и будет видно, права ты или не права.
— Хорошо, — сказала Галя. — А если вам покажется, что я ошибаюсь?
— Я попытаюсь объяснить тебе твою ошибку.
— Это понятно, — сказала Галя, хотя ее уже давно дергали за платье. — А что вы поставите за такое сочинение?
Н. С. секунду подумал. Между прочим, мне нравится, когда учитель задумывается над некоторыми нашими вопросами, а не выпаливает сразу, как по шпаргалке.
— Если твое сочинение будет грамотное, стилистически и орфографически, короче говоря, если оно будет хорошо написано, то я и поставлю хорошую оценку. Но при этом непременно объясню тебе, что у тебя дурной вкус в литературе.
Уже опустившись на парту, Галя спросила:
— А вам не влетит за это?
— Не говори чепухи, — сказал Н. С.
Мы поверили ему.
Борис Калитин написал, что его любимые книги — «Железный поток» Серафимовича и «Мать» Горького.
Продолжаю. С ума сойти, сколько разговоров в классе.
Значит, так. В понедельник были даны две темы. Н. С. написал их на доске. Галя прислала мне записку: «Генка, давай реагировать!» Мой ответ: «Сочинение не пишем. Бойкот! Передай дальше».