Среди стихий
Шрифт:
Вечером я познакомился с подругой Светланы Олей. Она тоже из Мончегорска, не горнолыжница, но в горах бывает часто и знает Свету давно. О подруге говорит с увлечением.
– Когда мы праздновали Светин день рождения в кафе "Ай", пятнадцать лет тогда исполнилось, за два дня до этого она выполнила норму мастера спорта. Два дня была четырнадцатилетним мастером спорта СССР. Такого в горных лыжах еще не бывало. Тяжело ей сейчас.
– Почему?
– Напряжение огромное. Сейчас первенство Союза, потом поедет в Кировск, потом, может быть, за границу, потом весенние соревнования здесь, на Чегете, в Бакуриани, в Алма-Ате - этакая карусель. Дома бывает редко. Она самая молодая в сборной Союза. Вот теперь чемпионкой стала. Тоже не легко... А напряжение на трассе, а падения, травмы. В институт теперь еще поступила: экзамены...
В день скоростного спуска женщин я поднимался на гору к месту старта. У нижней станции канатки весна. С крыши бородой свисает снег, из-под него капель. Доски палубы сухие, желтые, на них лопатами подбрасывают снег для лыжников. Я выхожу на этот снег, под канат. На канате кресло спускается сверху, огибает поворотный круг и теперь приближается ко мне. Садясь в него, можно задержаться на секунду, и тогда тебя отрывает резко, качком поднимает над крышей, над стоящими внизу людьми, над финишным кулуаром и плавно несет вверх, и шум машин станции остается внизу. Решетчатые мачты, похожие на мачты высоковольтки, движутся чередой навстречу, кресло, постукивая, как на стрелках, минует их. На склоне снег изрыт лыжными следами, и лыжники стоят, или осторожно спускаются, или проносятся под тобой, "стреляя" напрямую. Спортивная трасса идет вдоль канатки, мы движемся над ней: я и доктор в кресле впереди с красным крестом на рукаве и с лыжами на ногах.
Кричу:
– Доктор, как вам сегодняшняя погода?
– Хороша, и трасса хороша, я пробовала. (Доктор пробует обеды, доктор пробует лыжами трассу, хорошо докторам).
– Трасса что надо, - кричит доктор, - надеюсь, сегодня мне не будет работы!
Выше двенадцатой опоры налетел ветер, раскачивает кресло. Прохладно. Здесь трасса снова отделяется от канатки налево, теперь на склоне подо мной катающиеся туристы. Некоторые красиво "пишут дуги" под музыку. И сама музыка приближается вместе с очередным репродуктором (на мачте.
"Товарищи туристы и катающиеся спортсмены, просьба соблюдать осторожность, не приближайтесь к трассе. Через тридцать минут будет дан старт скоростного спуска. Товарищи зрители, через тридцать..."
Опять музыка, шейк - хорошая музыка для горы. Задвигали, заболтали лыжами в ритм висящие в креслах люди впереди и сзади меня.
– Доктор, вы будете на старте?
– Нет, я хотела еще спуститься вниз.
Снуют лыжники; вопят репродукторы: "Товарищи судьи, кто электромегафон увез?.." А я уже подъезжаю к промежуточной станции у кафе.
У Светы третий номер. Они стоят трое, очень маленькие, рядом с долговязым стартером. У старта многолюдно: ребята-спортсмены, зрители-туристы на лыжах. Стартер кричит в телефон: "Финиш, подтвердите готовность!"
Чуть выше на склоне Талий Монастырев. Он уже тренер, а вчера стал бронзовым призером страны. Талий с гитарой, он что-то потихоньку поет.
Стартер кричит: "Финиш, понял вас... оч-чень хорошо!" У стартера хорошее настроение.
Лыжница под номером один встала рядом, он положил ей руку на плечо. Талий поет тихонько: "Русское поле, русское поле, светит луна или падает снег..." Девочки чуть заметно покачиваются в такт песне. Раздаются стартовые гудки "Омеги", и как выстрел - "арш!" Разгон. Стойка. Лыжница уменьшается, уходит вниз, словно проваливается. И вот уже далеко внизу выходит из цирка, мчится по диагонали. Талий теперь поет громко: "Русское поле... сколько дорог прошагать мне пришлось..."
Номер два на старте.
– Арш!
Толчок. Тело наклонено вперед. Разгон. Стойка... Как красиво она ушла! Только что стояла здесь, рядом и вот - маленькая фигурка на краю ослепительного, поставленного набок снежного поля.
Третий номер. Света проходит рядом со мной, я невольно говорю вслух:
– Счастливо...
– Плохая примета.
– Света улыбнулась.
"Ни леса, ни моря... Ты со мной, мое поле, студит ветер висок..."
Песня и гитара стали вдруг неуместны, я почувствовал, как грубо нарушают они торжественность минуты.
Лыжница наклонилась над стартовой планкой. Лица не видно, под горнолыжными очками только рот, губы, из-под шлема россыпью волосы на плечах...
Талий кончил петь, кому-то дает указания. Я подхожу к нему.
– Талий, что скажешь о Свете?
– Хорошая девочка. Здорово ходит. Исключительно! Это у нее от бога. Но тяжело ей.
– Почему?
– Спорт такой. Здесь не отдохнешь.
Он вдруг толкнулся палками, выехал вперед и кому-то дает последние советы.
Минут через пятнадцать с финиша сообщили: "Лучшее время у Турундаевской. Исакова с трассы сошла..."
Упала?! Проехала мимо ворот? Врезалась в лес?..
– Молодец, Турундаевская, - говорит Талий, - вот о ком надо написать!
– Талий, что случилось с Исаковой?
– Сейчас узнаем, - говорит Талий, - поехали.
Минутный промежуток между стартами. Он бросается по трассе вниз и машет мне рукой: "Поехали!" Я следую за ним и внутренне содрогаюсь от совершаемого мной кощунства. Выхожу на пологую диагональ, начинаю тормозить и, соскочив с трассы, гашу скорость, уезжаю вверх, останавливаюсь. Талий тоже съехал с трассы метрах в ста ниже, мы стоим и ждем, пока проедет очередная лыжница.
Вот она уже видна, приближается, вырастает. Привычно видеть такую скорость лишь у машин, у неживых предметов. Лыжница проносится рядом со мной и вдруг качнулась на бугре, вскинула руки, вскрикнула растерянно-резко, но устояла. В конце диагонали повернула вниз, в ворота, - движением усталым, неизящным и очень женским.
Талий крикнул что-то мне и поехал по трассе дальше. Но я не решился следовать за ним и медленно стал спускаться по глубокому снегу рядом.
Она стояла за "Финишем" в группе мальчишек, и они весело кричали ей: "Света, покажи язык!" Она улыбалась и плотнее сжимала губы. На них тонкие полоски запекшейся крови (падая на трассе, она прикусила язык). Она сама окликнула меня:
– Вот видите, плохая примета.
– Ты сильно упала?..
– Нет, - мотнула головой, говорит с трудом, - никогда теперь не буду кричать падая.
Света проводит рукой по лицу и грустно говорит:
– Что буду делать, если на обед не будет манной каши? Она сняла шлем, опять провела рукой по щеке и уже тихо, мне:
– Лицо болит, зуб, кажется, выбила...
– Отвернулась.
В малиновом санитарном рафике мы едем домой, в гостиницу. За окном сквозь сосны мигает солнце. В открытое окно хлещет прохладный, мягкий и в то же время резкий от запаха снега и леса ветер, который бывает весной лишь в жаркий полдень в горах, на высоте двух тысяч метров.