Средина. Том 1
Шрифт:
На лице Раса удивление теперь сменилось на тревогу. Он наскоро окинул взором стоящую подле него рани Черных Каликамов, впервые за долгий срок не только с ним заговорившую без нажима Першего, но и попросившую и коснувшуюся его. Засим старший Рас медлительно перевел взгляд на замершего в кресле брата и сотрясся всей плотью так, что качнулись туды…сюды удерживающие его перста демоницы, заколыхалась не только материя белого сакхи, но и золотое сияние кожи, и трепетные волоски прикрывающие уста, подбородок и голову. Рани еще плотнее сжала палец Бога, тем самым успокаивая его. И когда он видимо перестал колебаться, несомненно, обретя себя, выпустила удерживаемый перст Зиждителя, и сделала несколько быстрых, широких шагов к креслу Першего, впрочем, никак не реагирующего на происходящее в зале.
— Господь Перший, — Кали-Даруга еще даже не остановившись вже начала толковать. — Вам не интересно, что я буду сказывать про лучицу… про… — Демоница на мгновение стихла и многажды громче добавила, впервые как творение Богов, озвучивая выбор лучицы, — про будущего Господа Крушеца?
Старший Димург малозаметно шевельнул правой рукой, вернее только перстами, пристроенными на покатой облокотнице, сим движением демонстрируя свою заинтересованность, однако так и не ответил.
— Что ж… ежели вам не интересно, — голос рани Черных Каликамов зазвучал много мощнее и в нем теперь ощущалось не столько участие, сколько раздражение. — Ежели, не интересно слушать, я уйду, так мне велел поступить Родитель.
И Кали-Даруга резко дернулась вправо, будто и впрямь собираясь уйти. Впрочем, тем поведением и величанием Родителя, она вроде как встряхнула своего Творца, отчего последний легохонько качнувшись вместе со своим креслом вправо… влево, спешно молвил:
— Живица… мне интересно, — с явным трудом выдавив получившуюся, протяжно-хрипящей, фразу.
— Интересно? — демоница сделала вид, что не расслышала Бога. Однако со стороны показалось, она просто-напросто измывается над собственным Творцом. — Ничего не поняла, — рябью неприкрытой досады прокатились по залу слова рани, и ядренисто запульсировала синевой цвета кожа на ее лице.
Несомненно, Кали-Даруга выполняла указанное ей Родителем. Хотя по движению черт ее лица, трепетанию второго языка, и переливам кожи набирающей то насыщенно синий цвет, то сызнова бледнеющей понималось, делает демоница это с великим трудом, преодолевая в том не только собственный голос, плоть, но и всю себя.
— Я не поняла, что вы сказали Господь Перший, — добавила рани Черных Каликамов, и голос ее сейчас и вовсе задрожал от негодования. — Ежели вам не интересен будущий Господь Крушец, его состояние и развитие, вы можете мне о том сказать… И тогда распоряжения Родителя я передам Зиждителю Небо. Каковой может справляться с собственной слабостью, а значит, сумеет взрастить и воспитать будущее уникальное божество, оному всегда были, есть и будут нужны определенные условия роста.
Речь рани демониц, вроде звонкой пощечины обдали кожу лица Першего, прошлись оплеухой по склоненной голове змеи (дотоль окаменело-неподвижной) и придали им обоим жизни, движения, хода. Старший Димург, наконец, гулко вздохнул и медленно убрав от лица левую руку, с болью воззрился на демоницу.
— Да, — дыхнула с не меньшим волнением Кали-Даруга. — Да, наблюдаются физиологические аномалии, но не столь существенные, как вы подумали Господь Перший.
Рани, кажется, захлебнулась скорой речью, а из глаз ее нежданно вырвавшись, заколыхавшись, поплыли крученые лучи златого цвета в виде спиралевидных волоконцев не торопко направившиеся к глади черного пола. Демоница порывисто сомкнула свой третий глаз во лбу, как всегда делала, когда гневалась, а из его уголка внезапно, набухнув, показалась почти голубая слезинка. Кали-Даруга вскинув вверх обе левые руки, прошлась перстами одной из них по лбу, смахивая набухшую слезинку, и придавая своему голосу мягкости, участия, отметила:
— Отекная зафиксировала состояние и облик лучицы, и на основе запечатленного мы провели расчет ее дальнейшего физиологического развития, представив полученные данные Родителю. Явственно заметно уклонение от обычного развития, но Родитель однозначно определил, что никаких уродств не наблюдается.
— Что? Как уродства? — смятенно дыхнул Небо и туго закачался вправо…влево. Кали-Даруга оказалась не права, старший Рас совсем не справился с собственной слабостью, потому как просто не ведал, чем расстроен его старший брат.
— Нет уродства… нет изъянов, — гневливость вылилась в тембре голоса демоницы, словно возвращая положенное ей общение с Небо.
Наверно предполагая такое развитие, она и сомкнула заранее свой третий глаз, абы не испепелить того, кого так недолюбливала. Кали-Даруга стремительно обернулась и взором своих черных двух очей в коих кружились золотые всполохи лучей, остановила покачивание старшего Раса, нескрываемо досадливо досказав:
— Плохо слышите, что ли Зиждитель Небо? Так я повторю для глухих и бестолковых. Нет! Нет, ни каких признаков уродства, изъяна, ущербности. Только явственное изменение роста. Лучица, имеет сниженные параметры роста, и не сумеет их добрать. Ибо, началось построение самого естества, как правильно увидел, — демоница теперь вновь воззрилась нескрываемо обожаемо на Першего, — как правильно увидел Господь, — добавив это с необычайной нежностью и любовью.
— Насколько? — вопросил старший Димург и губы его нежданно резко дернувшись, приоткрыли рот и выпустили из недр черный дымок.
Еще миг и объятая насыщенным, черным цветом, поглотившим золотое свечение, кожа Господа резво пыхнула густой тьмой, потушив и само голубое его сакхи. Вероятно не прошло и доли секунд, как из того плотного марево, что окружало фигуру Димурга исторглось пульсирующе — разрастающаяся мгла. Она вырвалась из самого естества Господа и заклубилась, нарастая, коловращающейся массой, в мгновение ока, поглотив не только фигуры демоницы и Небо, но и окутав своей непроницаемостью всю залу. Вроде всосав в себя полотнища серых облаков в своде, зеркальные стены, объемные кресла. И в помещение вместе с непроглядной темнедью наступило отишье, кое уничтожило всякое движение жизни… ее ход… течение… поступь… а быть может и само бытие.
— Зиждитель Небо, — робко протянула Кали-Даруга, сейчас выступая в роли создания… хрупкого… беспомощного пред мощью самого Бога.
Легкой полосой внезапно заколыхалось огромное белое пятно, описавшее образ стоящего Раса и медлительно стало расплываться повдоль него… Нет! не поглощая тьму, а переплетаясь с ней… обнимаясь… смешиваясь… лобызая ее своими пенными лоскутами, любуясь ее насыщенной чернотой и предлагая себя в помощь… В подмогу, как еще одну форму бытия, наполненную светом. Вскоре две стихии света и тьмы тесно переплелись меж собой, и сызнова живописали залу, ее зеркальные стены, фиолетовый свод укрытый сизыми облаками и гладь черного пола. Они заколыхали легонечко полотнищами облаков в своде залы, проявили образы Богов и такой маханькой в сравнении с ними Кали-Даруги.
— Не менее семи мер, — озвучила демоница поспрашания Першего и утерла тыльной стороной длани свое лицо, сметнув с него мельчайшую капель водицы… толи пролитой сверху… толи выступившей с под кожи.
— Семь мер, на полголовы, это не так страшно, — весьма бодро отозвался Небо и протяжно выдохнул, все поколь испуская из себя… не только из кожи, но и материи белого сакхи, молочную белизну света, поглотившую всякие иные оттенки, само золотое сияние, золотистость волос, усов, бороды и, похоже, небесную голубизну глаз.