Средневековье и деньги. Очерк исторической антропологии
Шрифт:
Аристотель говорил, что есть два вида богачей, один естественный, другой искусственный. Естественное богатство схоже с богатством полей и виноградников, поддерживающих жизнь того, кто их возделывает, и его семьи.
Это самые прекрасные богачи, которых никто не порицает. И многие города блистают таким богатством. Другие богачи, которых называют искусственными, производят продукты и за счет этого приобретают деньги. Города наполнены и ими, но большинство таковых не чурается ростовщичества, это самые дурные богачи. Чтобы стать такими богачами, люди делают позорные дела, становятся злодеями, предателями и взяточниками.
Несмотря на мнения каких-нибудь Альберти или Бруни, средневековье не любило деньги. В конечном счете, возможно, в спорной идее Макса Вебера о связях между протестантизмом и деньгами есть доля истины, но я думаю, дело скорей в эпохе, а не во внутренних отношениях. На XVI век пришлась Реформация и, как мы увидим в настоящем очерке, возникновение зачатков капитализма [91].
Если есть сфера человеческой жизни, где идеи и поступки людей средневековья в
Однако отсутствие таких понятий не мешало средневековым «сильным» заказывать то, что мы называем произведениями искусства, творцам, которых мы именуем художниками. Строительство самых эффектных зданий — церквей и соборов — долгое время ассоциировали с религиозным чувством, с желанием почтить Бога, и нередко думали, что таким строительством занимались благочестивые христиане, либо работавшие своими руками, либо посылавшие сервов или свободных крестьян, строительство же замков якобы входило в повинности, которые сеньор налагал на подданных. Уже давно известно, что, кроме очень ограниченного числа исключений, ничего подобного не было, и я уже упоминал о прекрасном исследовании, в котором американец Генри Краус показал, что строительство соборов стоило дорого из-за того, что приходилось покупать камень и платить жалованье архитекторам и рабочим. Но мне кажется, что, особенно с XIII в., когда дерево заменили камнем, а живопись и особенно скульптура стали более изысканными, одним из секторов, где больше всех росли расходы и, следовательно, потребность в монете, стал тот, который мы называем меценатством. Не забудем, что, как хорошо показал Умберто Эко, понятие красоты в средние века утверждалось лишь медленно и что если среди меценатов более чем почетное место занимали купцы, это значит, что они стремились повысить свой социальный статус даже больше, чем увеличить богатство, тогда как менее монументальные произведения искусства часто становились товаром. Хорошо изученный пример — Авиньон XIV в., где резиденция пап, кардиналов и всего их окружения стала рынком редких книг, картин и ковров. Но не забудем, что, как верно подчеркнул Марк Блок, в случае нужды или прихоти владельцы произведений искусства без колебаний переплавляли их для получения драгоценного металла, — операция малоприбыльная с экономической точки зрения и показывающая прежде всего, что средневековые люди не испытывали интереса к тому, что воспринималось всего лишь как ручной труд. Конечно, по мере приближения к Возрождению меценатство встречалось все чаще, и даже нередко бывало — пусть экономическая активность еще и не приобрела протокапиталистического характера, который ей позже хотели приписать, — что те, кого называли банкирами, уже не рассчитывали приобрести от своих коммерческих прибылей тот престиж, на который отныне притязали либо в политике, либо в меценатстве. Самый блистательный пример такого подхода — несомненно пример Медичи: если первым ценным надгробным памятником в этой семье был мраморный саркофаг Джованни ди Биччи Медичи, умершего в 1429 г., то его правнук Лоренцо Великолепный (1449-1492) более известен не как банкир, а как политик и меценат.
Рынок роскоши
Может быть, еще больше, чем меценатством, потребность в монете порождалась рынком роскоши. На XV век пришелся возврат законов против роскоши, при помощи которых пытались, без большого успеха, ограничить эту пышность. Еще в Италии и, в частности, во Флоренции широко производили свадебные ларцы и лари, чтобы новобрачная складывала в них приданое и подарки. XV век был прежде всего веком ковров, и их во множестве вывозили Фландрия и Нидерланды, Аррас, Лилль, Брюссель и т. д. Несмотря на старания церкви и, в частности, реформированного нищенствующего ордена — обсервантов, развитию роскоши способствовали, как мы видели, новые литературные вкусы и новые умонастроения. Конец средневековья был временем первых гуманистов. Несмотря на распространение роскоши и стремления роскошествовать, в XV в. новый расцвет пережили законы против роскоши, появившиеся в конце XIII в. вместе с пришествием новых любителей роскоши, каковыми больше, чем сеньоры, были богатые бюргеры и особенно их жены. Изучение денег всегда выводит на социальную историю. В XV в. законы против роскоши обычно распространялись не на отдельные социальные категории, как некоторые статуты итальянских городов еще в XIV в., а на все общество. Особо интересный случай — законодательство против роскоши, созданное при графе Амадее VIII Савойском, который вследствие потрясений, ознаменовавших конец Великой схизмы, с 1439 по 1449 г. был папой под именем Феликса V. Законы Амадея VIII за 1430 г., вероятно, отражают философию многих правителей, королей, князей, коммун, издававших подобные правила. Они идут дальше заботы о сдерживании расходов и использования денег. Это настоящий кодекс примерного поведения подданных князя или организации. Декретировался, например, запрет проституции, особо сурово карались богохульства, объявляемые причиной тогдашних бедствий — чумы, бурь, землетрясений и голода. Оговариваемые ограничения на использование денег были приспособлены к социальной иерархии с герцогом на вершине и крестьянами внизу. Регламентация костюма, центральная в этих законах, касалась не только вида одежд, но и набора аксессуаров, качества тканей, мехов, покроя и, разумеется, головных уборов. Под строгим контролем оказывались декоративные детали, драгоценные украшения, использование золота и серебра.
Любопытно, что из положений, которые мы сочли бы связанными с модой и рассматривали бы с моральной точки зрения, несомненно интересней всего тот факт, что длина одежды зависела от места в иерархии: длинное было «главней» короткого. Эти законы охватывали и контролировали всю жизнь савойцев, особенно свадьбы, похороны, пиры. Две главы посвящены наказаниям и штрафам за несоблюдение этих законов. Уже выдвинута гипотеза, что строгость этих мер, даже если они применялись не полностью, могла оказать определенное долговременное влияние на менталитет савойцев и жителей современной Западной Швейцарии. Не был ли Амадей VIII с его законами против роскоши предтечей Кальвина? [92]
Среди предметов искусства, отражающих развитие рынка роскошных изделий в XIV и XV вв., фигурируют парижская слоновая кость, алебастр из Ноттингема, кованая медь из Динана, ковры из Арраса. Торговлей предметами искусства занимался, в частности, Жак Кёр. Крупные флорентийские бюргеры объявляли конкурс на украшение дверей баптистерия. На внешнюю роскошь иногда обрушивался некий революционный вандализм. Самый наглядный и самый известный его пример, несомненно, воплощал во Флоренции доминиканец Савонарола. Такая же роскошь, такое же пристрастие к экзотическим, редким и дорогим продуктам обнаруживаются в трансформации, которая совершалась в XIV и XV вв. в сфере питания, где происходил переход от кухни к гастрономии. Более чем пряности, любимые средневековыми сеньорами, новая гастрономическая роскошь проникала во все слои общества. Конец средневековья был эпохой чревоугодников, шедших на большие расходы, чтобы удовлетворить свое чревоугодие. В числе самых показательных объектов этой пищевой расточительности — сахар, средиземноморские цитрусовые.
Среди этих новых сфер затрат в XIV и XV вв. надо отметить паломничество в Святую землю, которое после отвоевания Палестины мусульманами заменило для благочестивых христиан крестовый поход. Главной составной частью крестоносного духа часто было желание присвоить путем войны, тем более священной, землю и имущество другого. Паломничество в плане финансовой перспективы, совсем наоборот, дорого обходилось само. Вот что писал после паломничества в Святую землю итальянский паломник Мариано да Сиена в 1431 г.:
Если нет денег [93] , в паломничество не идут. Тот, кто поступил бы иначе, был бы распилен надвое, или за него пришлось бы платить другим паломникам, или он был бы вынужден отречься от нашей веры.
15. КАПИТАЛИЗМ ИЛИ CARITAS?
Отсутствующий в средние века: капитализм
Определения капитализма в XIX и XX вв. предложили три мыслителя первого плана. Их позиции недавно изложил в очень интересной книге Филипп Норель [94], согласно которому Бродель видел в капитализме нечто иное, чем рыночную экономику. По его мнению, капитализм родился из появления и усиления группы негоциантов, ставших необходимыми, в частности, для того, чтобы обеспечивать снабжение больших городов вопреки предписаниям политических властей. Якобы это не столько система организации экономики, сколько состояние духа, набор приемов для того, чтобыобходить нормы и правила. По Броделю, этот феномен возник в XII в., по крайней мере в итальянских городах, а в Париже — в XIII в. Всё, что я изложил в данном очерке, показывает, что я не верю в реальность такого средневекового капитализма.
Для Маркса, опять же по Норелю, капитализм — настоящий способ производства. Он становится исторически необходимым, когда упрочивается частное присвоение буржуазией и дворянством продуктов производства. По Марксу, если капиталистические производственные отношения очень постепенно появлялись на свет с XII по XV в., настоящего признания они добились только в XVI и XVII вв. Эта концепция, по крайней мере для меня, имеет то преимущество, что оставляет средние века за пределами капитализма. Третий мыслитель, рассмотренный Норелем, — Макс Вебер, который в начале XX в. определил капитализм как организацию экономики с целью получения прибыли, возможного благодаря предварительному накоплению достаточной массы капитала. Макс Вебер считал, что эта система появилась в XVI в. и формировалась с XVI по XIX в. Известно, что Макс Вебер добавил к этому очень спорное положение — о влиянии, которое протестантская Реформация якобы оказала если не на зарождение, то по крайней мере на развитие капитализма. Здесь для меня опять-таки главное, что для времени ранее XVI в. говорить о капитализме нельзя. К этим трем концепциям надо добавить концепцию американского историка, тесно связанного с Броделем, — Иммануила Валлерстайна. Последний связывал капитализм с тем, что Бродель называл «мир-экономика» ('economie-monde), и полагал, что Европа объединилась в мир-экономику около 1450 г., что делает этот год и датой рождения капитализма.
Каковы на мой взгляд конститутивные элементы капитализма, которых в средние века не было? Первый — это достаточное и регулярное поступление либо драгоценных металлов, позволяющих чеканить монету, либо бумажных денег, которые уже применили китайцы. А ведь мы видели, что средневековье не раз стояло на грани монетного голода, в том числе уже в конце XV в. Известно, что в почти мистическом образе Эльдорадо, для него — индийского, фактически — американского, Христофор Колумб видел в том числе и, возможно, прежде всего страну золота, которое утолило бы аппетиты христианского мира. На самом деле только после открытия Америки и начала массовых поставок в Европу драгоценных металлов, золота и серебра, поставок, которые в XVI в. регулировала для Европы Торговая палата (Casa de Contrataci'on) в Севилье, это первое требование, необходимое для существования капитализма, было удовлетворено. Вторым условием появления капитализма было образование вместо множества рынков, которые дробили использование монеты, недостаточно регулируемое ярмарками и ломбардцами, — единого рынка, формирование которого благодаря непрерывному процессу глобализации началось только в XVI в. и, кстати, еще не целиком закончилось. Третьим событием, на мой взгляд — решающим, было появление учреждения, которому не удалось упрочиться в XV в. в Антверпене и которое возникло только в 1609 г. в Амстердаме: Биржи.