Средняя степень небытия
Шрифт:
– В какую же, Аристарх? – иронично поинтересовалась Софья.
– А вот в ту, по поводу которой ты и пришла ко мне.
– Сейчас уйду.
– Сиди-сиди. Я любя. Так вот, вторая игра, самая главная, незамеченная, но играемая. Игра в двойницизм, своеобразную иерархию.
– Двойницизм. Интересное слово какое.
– Ещё бы. Из-за нужд конспирации, я все заблуждения создаёт жизненная необходимость, вы поделили организацию на тройки, чтобы никто из одной тройки другую не знал, и выдать не мог, а для руководства придумали ещё двойников, верно?
– Аристарх, что у тебя с головой? Я перед тобой сижу.
– А вот если бы в тюрьме сидела не настоящая Софья, её что определить бы не могли? Что и Геля Гельфман, и Рысаков, и Михайлов, и другие могли бы спутать? Не бред?
– Нет, они не могли бы спутать, задумчиво сказала Софья, отхлёбывая чай.
– В том-то и дело! Значит, там, в тюрьме настоящая Софья, дочь бывшего министра. Девушка из хорошей семьи.
– Кто же тогда Я? – улыбнулась Софья.
– Ты не Софья.
– А кто?
– Мы подошли к самому печальному. Следствием вашей жизни-игры, из которой я вовремя вышел, стало то, что ты и сама не знаешь.
– А ты про себя знаешь?
– Человек так устроен, что другие люди ему мало интересны, даже самые близкие, поэтому кто ты, тебе следует самой разобраться, хотя следствием того, что я назвал двойницизмом, явилось, что, повторяю, ты сама не знаешь.
– А у тебя есть мнение?
– Я думаю, что в тюрьме настоящая Софья.
– А я?
– В третий раз сказать? Смешением реальности с продукцией нашего умо-норма нового времени. И перестав играть в вашу игру, сбрив желябовскую бороду, я окунулся в другие расклады, ещё ужаснее и смелее.
– Есть ли что отчаяннее жизни боевика, когда каждый миг на грани бытия и нет?
– Есть. Я открыл. Это то, что искали монахи. Жизнь при смерти. Загробный мир.
– Как это?
– Ты думала когда-нибудь в кого хотела бы переселиться, существуй метапсихоз!
– Нет.
– Тогда сейчас подумай.
– Я не хочу про это думать. Мне не интересно.
– Ты не веришь?
Софья молчала. Аристарх пожал плечами.
– А мне неинтересно думать о раздвоение личности. Это твои проблемы.
– Не обижайся, Аристарх. Но я, честное слово. Не знаю, что сказать. Ты предлагаешь мне думать о каком-то… бреде.
– Удивительно! Поразительно! В бреде меня обвиняет человек. Полностью потерявший идентификацию. Что спрашивать человека, не уверенного, настоящая ли она Софья или её двойник?! Так вот я в загробном мире хотел бы давать людям законы, стать Солоном или Ликургом, - Аристарх выпрямил грудь. – Такая у меня игра. Как автор я хочу её воплотить в новой книге.
– Аристарх, но что происходит со мной, не игра!.. Игра предполагает правила. Ну, скажем. Человеческая жизнь, существование, общество – игра. Там есть правила – законы, конституция, гражданский и уголовный кодексы. За нарушение правил игры – наказание. А тут по-другому. Здесь нет правил. Я не знаю, чего от меня хочет Третья…
– Третья?
– Ну, да! Ты же не выслушаешь меня! Ещё некая третья Софья. Она ходит за мной, совершает за меня преступления, которые приписывают мне.
– Это точно третья, а не вторая?
– Первая или, если ты не веришь мне, вторая Софья арестована, она в тюрьме, её ждёт казнь. Вторая или первая Софья, это я. Но появилась ещё третья.
Аристарх почесал подбородок:
– Это я не предполагал… Впрочем... раздвоение личности. Почему не растроение, расчетверение… Не люди – участники, но сама игра продуцирует качественно новое.
У Софьи на глаза навернулись слёзы, она дрожала.
– Мне страшно, Аристарх. Третья не причинила мне, моему телу, никакого вреда, но я чувствую исходящую угрозу… Что ты про всё это думаешь, Аристарх? Кто она? Чего ей от меня нужно?
Аристарх достал из ящика комода две медные согнутые буквой «Г» проволоки, упрятанные в рукоятки из красного дерева, направил острия на Софью. Концы проволок разошлись.
– Я не знаю ни кто она, ни что ей от тебя нужно, - сказал он, - Но мне ясно, Софьюшка, ты начала мультиплицироваться. Там где появилась третья Софья, жди четвёртой, пятой… до бесконечности.
Софья указательными пальцами сжала стучавшие виски:
– Мы не сходим с ума, Аристарх?
– С ума сходит тот, кто посылает их сюда, всех этих Софий, - лицо Аристарха выражало крайнюю работу мысли. Могу сказать одно – да, меня это занимает. Я не оставлю тебя, Софьюшка!
– Что же делать?
– Надо устроить ловушку, схватить эту Третью, допросить, кто она, чего ей от тебя нужно…
Софья держалась за сиденье стула, чтобы не упасть в обморок.
– Как же мы устроим? – сломленным голосом спросили Софья. – Надо загнать её в какое-либо закрытое помещение, откуда ей трудно было бы выбраться, позвать на помощь, вполне возможно, за Третьей кто-то стоит, у неё есть сообщники. Не из электрического разряда в атмосфере она возникла.
– Что ты называешь закрытым помещением?
– Да хоть твой публичный дом.
– Мне вернуться в публичный дом?!
– Отчего же нет? Полиция будет искать тебя где угодно, только не в публичном доме, где они полагают, ты совершила преступление.
– Ты уверен, что старуха Гроденберг пустит меня назад?
– Сделаем так, что пустит. Мне ещё вот что интересно, как бы нам с тобой, Софьюшка, к партийной кассе пробиться. После ареста руководителей нашей организации мы, двойники, стали правопреемниками партийных банковских счетов, а там деньги ещё есть, - Аристарх помахал перед Софьей связкой маленьких ключиков от ящиков бюро. – С ноготочек одной из этих касс хватило бы на операцию схватить Третью и узнать, чего она добивается… А там будем думать, что делать дальше, как жить.
– Надо продолжить революционную работу!
– Вне всякого сомнения, - неопределённо согласился Аристарх.- Кстати, тебе надо переменить внешность и одежду.
Дик встал с кровати, не в силах оторвать взгляд от мёртвого киллера.
– Валерий, что будем делать? Опрашивать свидетелей?
– Это бесполезно, Дик. У нас в Росси в таких случаях никто ничего не видел, ничего не слышал.
– Почему?
– Потому что боятся. Оставшиеся на свободе преступники вернутся и разберутся с тем, кто указал.