Срочно нужен гробовщик (Сборник)
Шрифт:
Марта».
Книга и впрямь была чистая, но слегка пожелтевшая от старости. Правда, после простенького романа она выглядела не слишком заманчиво: абзацы длинные, диалогов нет. Грант тем не менее набросился на нее с жадностью. Что ни говори, это — первоисточник, раз дело касается Ричарда III.
Через час, смущенный, озадаченный, он отодвинул книгу. Его смутило не ее содержание: фактическая сторона дела была приблизительно такой, как он думал. Только подход сэра Томаса к фактам он воображал себе по-другому.
«Ночь не принесла ему отдыха.
Допустим. Но дальше идет: «Я знаю это от тех, кому были ведомы тайны его опочивальни». Со страницы истекает густой дух кухонной сплетни, лакейского подглядывания в замочную скважину, и вас невольно охватывает чувство брезгливости. Измученный бессонными ночами человек больше располагает к себе, чем самодовольный рассказчик. Убийца предстает человеком более достойным, чем тот, кто о нем пишет.
А вот это недопустимо.
Так же неловко, стыдно становилось подчас Гранту на допросах — слушаешь свидетеля, рассказывающего вроде бы безупречную историю, и понимаешь, что где-то в ней есть изъян.
Действительно странно. Что может быть неверного в рассказе Томаса Мора, известного в веках правдолюбца?
«В его душе мира нет: он никогда не чувствует себя в безопасности. Глаза беспокойно бегают, тело под одеждой прикрыто кольчугой, рука сжимает кинжал — у него лицо и повадка человека, всякую минуту готового ударить снова».
Не обошлось в рассказе без драматической, если не сказать истерической, сцены, запомнившейся Гранту с детства и, уж конечно, известной каждому английскому школьнику. Сцены совета, состоявшегося в Тауэре перед тем, как Ричард заявил свои претензии на корону. Внезапный вопрос Ричарда лорду Хейстингсу: какого наказания заслуживает человек, посягнувший на жизнь протектора королевства? Безумное заявление, что его руку иссушили злыми чарами жена Эдуарда III и его любовница, Джейн Шор. Потом вдруг в ярости удар рукой по столу — сигнал его вооруженным приспешникам ворваться в зал и арестовать лорда Хейстингса, лорда Станли и Джона Мортона, епископа Илийско-го. Далее шло описание, как Хейстингса выволакивают во двор и там на каком-то полене отрубают голову, он только-только успел исповедаться перед первым священником, какого удалось найти.
Да, это был образ человека, который сначала действует, ведомый яростью, страхом, жаждой мести, а уж потом кается.
Хотя, пожалуй, Ричард в изображении Мора был способен и на расчетливое злодеяние. Так, двадцать второго июня в соборе св. Павла д-р Шоу, брат лорда-мэра, прочитал заказанную Ричардом проповедь на тему: «Да не укоренятся побеги, рожденные в грехе». Д-р Шоу утверждал, что герцогиня Йоркская родила Эдуарда и Джорджа неизвестно от кого и что Ричард — единственный законный сын герцога Йоркского.
Заявление было так невероятно, так абсурдно, что Грант решил вернуться назад и перечесть абзац. Да, так оно и есть. Из корыстных побуждений Ричард выставил мать на публичное осмеяние, обвинив ее в немыслимом qpexe.
Сэр Томас Мор решительно утверждал
Мать Ричарда, писал Томас Мор, горько жаловалась на сына, который возвел на нее напраслину. Что ж, ее можно понять.
Ну а д-ра Шоу замучили угрызения совести. Ему пришлось так плохо, что «в несколько дней он исчах и вскоре преставился».
Должно быть, инсульт, размышлял Грант. Тоже неудивительно. Этакую историю преподнести Лондону! Вот нервы и не выдержали.
Версия Томаса Мора о принцах не отличалась от версии Амазонки, только у Мора она обросла подробностями. В разговоре с Робертом Брекенбери, комендантом Тауэра, Ричард намекнул, что, мол, неплохо бы избавиться от принцев, но комендант сделал вид, что ничего не понял. Тогда Ричард решил отложить на время исполнение своего намерения. После коронации он предпринял поездку по стране. Остановившись в Уорике, Ричард послал Тир-рела в Лондон с приказом передать тому на один вечер ключи от замка. В тот же вечер два негодяя — Дайтон, конюший, и Форест, стражник, — удавили принцев.
Тут в палату вошла Карлица с ленчем и забрала книгу из рук инспектора, но и поглощая запеканку, Грант продолжал раздумывать о человеке со скамьи подсудимых — преданном младшем брате, вдруг превратившемся в чудовище.
А когда Карлица вернулась за подносом, Грант спросил:
— Вам известно, что в свое время Ричард пользовался уважением сограждан? До того, как стал королем?
Карлица сердито глянула на портрет:
— Пригрели змею за пазухой, вот что я вам скажу. Хитрый, ох и хитрый он был! Всю жизнь притворялся, а сам только и ждал случая.
Какого случая? — подумал Грант, когда стихли в коридоре ее шаги. Рассчитывать на то, что Эдуард в сорок лет скоропостижно скончается, он не мог. Не мог также предвидеть, что Джорджа и его детей из-за очередной безумной выходки лишат права наследовать престол, хотя и знал его с детства как облупленного. Какой смысл «ждать случая», когда ждать нечего? Добродетельная златовласая красавица страдала неизлечимым пороком: она всячески выдвигала свою родню, но во всем остальном была настоящей королевой и родила мужу семерых детей, в том числе двух мальчиков — все здоровехонькие. Весь этот выводок, да еще Джордж с сыном и дочерью стояли у Ричарда на дороге к трону. Ричард правил всей Северной Англией, воевал, и довольно успешно, с Шотландией; трудно поверить, что на досуге он стал бы хитрить и притворяться.
Тогда почему он вдруг так переменился?
Грант потянулся за «Розой замка Рейби», надеясь узнать, что скажет Эвелин Пейн-Эллис по поводу злополучной метаморфозы, случившейся с младшим сыном Сесилии Невилл. Но писательница обошла молчанием дальнейшую судьбу Ричарда. Ей хотелось, чтобы в книге был счастливый конец, а опиши она все, как было на самом деле, получится беспросветная трагедия. Поэтому она подвела роман к заключительному мажорному аккорду — первому выходу в свет Елизаветы, старшей дочери Эдуарда. Так Пейн-Эллис не пришлось описывать ни смерть принцев — братьев Елизаветы, ни поражение Ричарда и его гибель в бою.